Казалось бы, в таком укрытии можно продержаться долго. Но у гайдамаков кончался порох. Первым это обнаружил Сечний. Опрокинул свой рог, а из него ничего не посыпалось. Тряхнул им около уха, бросив под ноги, взял Романов. Да и там почти ничего не было. Только из Остаповой двойной пороховницы натрусили заряда на три.

— У тебя пороховница есть? — обратился Сечний к раненому.

Тот покачал головой и виновато опустил глаза.

— Открылась, когда огородом полз, и высыпался порох.

Наступило длительное молчание.

— Не зацепись я за тын — бежал бы в поле, — тоскливо вымолвил Остап. — Мимо меня конь без всадника проскакал… Поводья по земле тянулись… Ишь, ирод, кудою лезет! — Остап выстрелил в жолнера, промахнулся и злобно выругался. — Не выйти нам из этого тризниша.

— Смотрите, ещё солдаты! — крикнул Сечний.

Все бросились к окну.

— Одежа какая-то непонятная, — промолвил Роман. — Глядите, мундиры зеленые, а у среднего по мундиру шитье серебряное.

— Братцы, так это же русские солдаты! — выкрикнул Сечний. — Средний — офицер. Только куда они идут?

— Не видишь куда — к жолнерам, — хмуро обронил Остап. — Помогать им.

— Не может быть! Я выбегу к ним, — сказал Роман и вскочил на окно.

Сечний в испуге схватил его за полу.

— Я тоже не верю, чтобы москали в нас стреляли. Только на всякий случай лучше подождать.

Офицер и двое солдат свернули за угол, где должны были быть жолнеры.

В тяжелом молчании проходили минуты. Все четверо напряженно всматривались в улочку, где исчезли солдаты. Никто не проронил ни слова. Наконец из-за угла снова появился офицер и солдаты. Офицер на мгновение обернулся, что-то сказал в улочку. Потом поднял руку — Роману показалось, будто он погрозил пальцем, — и медленно пошел прямо к гайдамакам. Когда офицер и солдаты подошли ближе, один солдат снял с плеча карабин и помахал им. Только теперь Роман заметил: на конце штыка болтался обрывок белого платка.

Роман, Сечний и Остап, словно по уговору, разом кинулись к дверям. Разметав бревна и доски, они вышли из хаты. Только раненый гайдамак остался в дверях, держа в руке пистолет.

Офицер и солдаты были уже рядом. Они остановились, офицер с любопытством посмотрел на гайдамаков и заговорил тихим голосом:

— Мой отряд находится в этом селе. Я запрещаю в нашем присутствии вести бой. Идите, в вас стрелять никто не будет.

Роман, Сечний и Остап переглядывались, не зная, верить ли словам офицера.

— Идите, не бойтесь, — глядя большими ласковыми глазами, сказал солдат, на штыке которого висел белый платок. — Ваше благородие, разрешите, я их провожу?

Офицер кивнул головой и в сопровождении другого солдата пошел прочь.

— Пойдем отсюда, — промолвил Сечний, шагая тропинкой по меже.

Гайдамаки быстро, ещё до конца не веря в своё спасение, зашагали в огород. Солдат шел сзади.

— Можете идти спокойно, жолнеры не погонятся за вами. Наш капитан сказал им, что если они попробуют возобновить бой, он прикажет перестрелять весь их отряд.

Сечний замедлил шаги и, поравнявшись с солдатом, пошел рядом.

— Кого нам благодарить? Кто вы такие?

— Русских солдат благодарите. Мы всем отрядом просили капитана заступиться за вас. Капитан у нас добрый. Мы приехали вербовать казаков в пикинерию. Остановились в селе на день и слышим — стрельба. Капитан и говорит мне: «Пойди узнай, что там». Пришел я, взглянул — лежат за плетнем польские жолнеры, наверное конфедераты, и стреляют по хате.