— Где там, — безнадежно махнул рукой дед Мусий. — Как будто кто-то выламывает кости. Совсем я скис, не увижу, наверное, и своих.

Зализняк откинул кирею и сел рядом с Миколой.

— Увидите, диду, и скоро. Мы надумали послать вот этого казака в Медведовку. — Зализняк указал на Чуба. — Давно оттуда никаких вестей нет. Езжай, дед Мусий, с ним.

Лицо деда Мусия прояснилось. Он даже не пытался скрыть свою радость.

— Спасибо, детки! Теперь хоть и умру, так дома! Только… — дед на минутку задумался. — Как же это оно… а супостата кто бить будет?

— Поправитесь, диду, снова к нам приедете. Мы ждать будем. Дела ещё хватит.

— Оно и правда. Я тогда, матери твоей ковинька, ещё покажу, как надо саблю держать.

— А почему это Чуб поедет, а не кто-нибудь из наших? — поинтересовался Роман.

— Надо такого человека послать, чтобы не нашенский был. Узнать могут. Всякие люди по дороге случаются. Сегодня, диду, и выберетесь. Дадим тебе пару коней…

— Что ты, Максим! Разве я не знаю, какая в конях нужда…

— А я не знаю, какая у вас дома убогость? Котенка нечем из-за печи выманить.

— Сказал, не возьму, и баста!

Пока дед Мусий спорил с Зализняком, Неживой отвел в сторону Чуба.

— Будешь в Медведовке — зайди к моей жинке. Явдохой зовут. В Сечниевой хате живет она ныне, спросишь… — Неживой замялся. — Она тяжелая ходила… Узнаешь, как ребенок…

Неживой не успел договорить, как к Чубу подошел Роман.

— Хочу поговорить с тобой, — взял он запорожца за руку. — Отойдем немного. Попросить тебя хочу. Будешь в селе, передай поклон одной дивчине, — заговорил он, когда они отошли за камень. — Она в имении панов Калиновских живет, Галей звать, горничной служила у пана.

— Подурели вы все, что ли! — деланно сердито крикнул Чуб. — Передай да передай. Передам уж, ладно. Только бы не перепутать: у атамана Оксана, у куренного Явдоха, а у тебя как — Галя?

Роман покраснел, но, взглянув на расхохотавшихся Зализняка и Неживого, сам засмеялся. К ним присоединились дед Мусий и Чуб. Только Микола ещё ниже нагнул голову, сорвал стебелек полыни, кусал его, сплевывая в траву горькую зеленую слюну.

Поздно вечером дед Мусий и Чуб подъезжали к Медведовке. Наговорившись за длинную дорогу, оба молчали. Воз тихо шуршал по песку, кренясь то на один, то на другой бок.

— Погоняй быстрее, — нетерпеливо сказал дед Мусий, когда они съехали на Писарскую гать.

— Как же погонять — песку по колодки. Вот выедем, тогда уж. — Чуб подвинулся ближе к передку, всматриваясь в притихшее село. — Тишина какая. Даже собаки не брешут. И огонька ни одного не видно. Рано у вас спать ложатся.

Они уже доехали до середины запруды, как вдруг коренной испуганно захрапел и убавил ход.

— Чего ты, воды испугался? — чмокнул губами Чуб. — Но! — он ударил коня концом вожжей.

Конь черкнул крестцом по оглобле и рванулся в сторону.

— Куда ты, опрокинешь, чертяка! Тпр-р-р! А это что?

В конце гребли он заметил какие-то темные фигуры. Казак вытащил из-под соломы пистолет и спрыгнул на дорогу.

— Кто там?

Ответом было тревожное храпение лошадей и тихий плеск реки. Чуб осторожно прошел вперед и сразу остановился. На краю дороги в немом испуге застыли двое мальчуганов. Рядом с ними стояла рябая корова. Мальчики, очевидно, хотели завести корову в кусты, но та упиралась и не хотела идти.