Неслыханные пошлины установили губернии, только на одном ввозе через Рось арендатор переправы брал по три кувшина горилки с бочки и по три связки тарани с воза. А сейчас случилась ещё большая беда. Не могут свободно ездить купеческие обозы по земле Речи Посполитой, шляхетские войска забирают их. И управы искать негде. Открой, наисветлейший гетман, своё сердце, и пускай часть твоей доброты прольется на нас. Позволь нашим обозам проходить через твои земли.
Максим внимательно слушал татарина. Когда тог кончил, он прищурил глаза и сказал медленно:
— Прикрутило? Прибирают конфедераты к рукам ваши обозы… Некуда проехать? Знаю, так вам и надо… Плели с ними разные козни против нас и доплелись. Приходилось и мне видеть ваши бунчуки впереди конфедератских залог. Скажи, это так? И сейчас ещё есть.
Гонта наклонился к Зализняку:
— Может, всё же пропустим? Для нас же лучше.
Зализняк кивнул головой и снова повернулся к посланцу:
— Так оно было. Но мы не злопамятные. Вот и пан полковник просит за вас. Я сам жил в Очакове, и сейчас хотелось бы мне видеть ордынцев доброжелательными соседями, так и передайте каймакану. Что же касается торговли, то она к военным делам не относится. Ездите. Да в дальнейшем будьте осторожнее. Идите, я скажу писарю, пусть напишет охранную грамоту.
Когда татары вышли, Зализняк усмехнулся:
— Ишь, добрые какие, хоть к больному месту прикладывай! Знаю я их. Завтра Жилу с несколькими сотнями пошлем в Балту, дела там весьма плохи. Хитрые татары! А обозы их пропустим, и если что-то не так, не в нашу сторону повернется — прижмем их.
— Знаешь, это немного…
— Не благородно?
Гонта утвердительно кивнул головой.
— Брось ты его к чертям, это благородство. Не до него сейчас. Нужно сначала панов выгнать!
— Ты считаешь, их удастся выгнать?
— А разве нет? — удивленно поднял брови Зализняк. — Чего ж ты тогда к нам перешел?
— Разве всегда идут к тем, за кем видят победу? Ты не подумай только, что я сейчас жалею или боюсь чего-нибудь. А шляхту одолеть нелегко. Соберут они войска, наймут солдат. Варшава, что там ни говори! А за нею ещё и другие державы стоят. Я же шел туда, куда меня вело сердце.
Зализняк вплотную придвинулся к Гонте.
— Варшава, говоришь. А что, если б нам самим на Варшаву ударить?! Собрать отряды. Ого, сколько их! Ты погляди — вся Украина горит.
— За них Пруссия, Австрия…
— Мы гоже не сироты на этой земле. У нас родичи ближе есть. Русские люди! Ведь испокон веков мы в беде друг другу помогали. Давно следует по-настоящему объединиться. Люди одни, кровь одна. До каких пор мы будем надвое делиться? Наши атаманы давно переговоры ведут. Мы уже послали письмо киевскому губернатору, а теперь в самый Петербург напишем.
Гонта поднялся и подошел к окну.
— Люди-то одни, это правда. В Польше тоже не только шляхта живет. А вишь, как получилось! И в Петербурге царица есть, есть бояре. Как они на всё это посмотрят?.. Если бы так, как мы хотим… А поразмыслить: как же могут они иначе смотреть? Тем паче люди образованные, умные. Самый момент левый берег с правым сцепить.
Зализняк подошел к Гонте.
— Это так. Им должно быть дальше видно, чем простым людям… Куда ты загляделся?
Максим выглянул в окно. В соседнем дворе молодица гладила платок. Ей помогал мальчик в длинной, до колен, сорочке, подпоясанной кромкой. Они держали платок растянутым, раскатывая в нем разогретое круглое гало .
— У меня такой дома остался, — указал глазами Гонта на мальчика. — Да девчушек четыре. Красивые все — в отца. — И, довольный своей шуткой, засмеялся: — Ты женат?
— Нет, была девушка… Ты, кажется, ещё не был дома с тех пор, как перешел к нам? — перевел разговор Зализняк. |