Изменить размер шрифта - +
И смекнул. Снял штаны и над дыркой наставил. Когда я тюкнул со двора, волк и вскочил в штаны. Надо бы бежать, а Онысько штаны держит. Саженей двадцать тянул его волк за собой, и тогда Онысько штаны выпустил. Я прибежал, лежит он ни жив ни мертв. Хмелю — как не бывало. И не разговаривает. Дня три после того ничего не говорил. А волк тоже недалеко забежал — сдох с перепугу.

— Ну и выдумщик ты, Роман, — махнул рукой дед Студораки. — А брешешь складно. Если б не знал тебя, поверил бы.

— И вовсе не вру. Вы всегда мне не верили.

И они пошли по дороге. Студораки вертел в руках ключ, словно пытался что-то разглядеть на нем. Потом положил Роману руку на плечо и заговорил каким-то дребезжащим голосом.

— Хотел я с тобой, Роман, об одном деле поговорить. Оно будто бы и не касается меня. — Дед снял с Романовых плеч руку и снова взялся за ключ. — Про Галю хочу тебе сказать. Она хорошая девушка, сирота, крепостная. А ты казак вольный. Грех было бы её обидеть. Я не знаю, что там между вами. Она бедовая дивчина, однако и ты не промах. Знаешь, сколько уже девчат по приказу управляющего с рогаткой на шее в дегте и перьях по селу водили.

Роман почувствовал, как его бросало то в холод, то в жар. Было и приятно, что все думают, будто Галя близка ему, и вместе с тем оскорбительно, стыдно

— Что вы, диду? Как могли такое подумать? Галя… правда, она нравится мне, не очень, а так, немного.

— Я пока ещё ничего и не думаю. Экономка намекала. Галя же будто дочка мне. Одна она меня, старого, жалеет… Ну, я пошел.

Студораки склонил голову и широко зашагал через двор. Роман поглядел ему вслед и тоже пошел в хату к своей сотне.

Долго ждал он в этот вечер под грушей Галю. Одно за другим освещались в панском доме окна, во дворе стихал гомон.

«Не придет», — думал Роман, расхаживая вокруг груши. Вытоптанный на снегу круг становился всё больше и больше. Роман напряженно вглядывался в темноту. Остановился и, прислонившись спиной к стволу, застыл. «Подожди же, будешь знать, как смеяться», — грыз он рукавицу.

Но в тот же миг за черешнями мелькнула фигура.

— Ты уже тут, а я думала, что не пришел.

Роман понял: удивление её деланное. Но почему-то сказать об этом не мог.

— Давно жду. Я больше не могу так и сегодня всё скажу. — Роман отломил от груши кусок коры, стал ломать его на меньшие кусочки. — Помнишь, как мы стояли в четверг около погреба, и я сказал, что это я не просто ради шутки снял кольцо с твоей руки.

— Откуда же мне знать, для чего.

— Всё, что я сказал тогда, правда.

Роман чувствовал — высказать «всё прямо», как думал, он снова не может, и всё же продолжал говорить. Он говорил путано, далекими намеками, а Галя пожимала плечами, делая вид, будто не понимает. Подобные разговоры уже велись между ними не раз. Больше всего возмущало Романа то, что Галя держала себя с ним так же, как и с другими хлопцами. Он тоже старался показать, что равнодушен, заставлял себя при Гале шутить с другими девчатами, но это плохо выходило, а когда оставался один, всё больше думал о Гале. То представлялось ему, как, рискуя жизнью, он спасает её от опасности, то будто бы умирал от ран, и Галя, упав ему на грудь, горько плакала. А иногда приходили мысли проще, ближе: ему удалось раздобыть денег, и он выкупил её у пана, и вот он ведет её в родную хату и говорит родителям: «Вот моя жена».

— Дед Студораки сказки рассказывает в застольной, — не дослушав до конца путаную речь Романа, отозвалась Галя.

— Значит, тебе интереснее слушать дедовы сказки?

— Нежели твои, — со смехом закончила Галя.

Быстрый переход