Бебкотт улыбнулся. Его лицо и манеры были мягкими, руки проворно двигались, раздевая полусонного Струана с такой же легкостью, как если бы он был ребенком.

— Ну, скоро попробуете, это будет полезный для вас опыт. Мне нужен помощник, а я здесь сегодня один. Вернетесь в Иокогаму к ужину.

— Я… я постараюсь.

— Вас, вероятно, будет тошнить — из-за запаха, главным образом, но вы не переживайте. Если будет рвать, пусть рвет в тазик, а не на пациента. — Бебкотт ещё раз ободряюще посмотрел на Тайрера, между тем оценивая, спрашивая себя, насколько он может положиться на этого молодого человека, в чьих глазах читался ужас, закупоренный в душе, как в бутылке. Потом он опять опустил взгляд на Струана. — Теперь мы дадим ему эфир, а там и за работу. Вы говорили, что на пути сюда останавливались в Пекине?

— Да, сэр, на четыре месяца. Сюда я добирался через Шанхай и прибыл всего несколько дней назад. — Тайрер был рад возможности поговорить, это помогало ему отвлечься от пережитого кошмара. — В министерстве иностранных дел решили, что короткая остановка в Пекине и изучение китайских иероглифов поможет нам с японецким языком.

— Пустая трата времени. Если вы хотите говорить на нем — кстати, большинство из нас здесь называют его японским, по аналогии с китайским, — так вот, если вы хотите читать и писать на нем как подобает, китайские иероглифы вам не помогут почти ничем. — Он передвинул обмякшее тело в более удобное положение. — Насколько хорошо вы знаете японский?

Тайрер ещё больше расстроился.

— Практически совсем не знаю, сэр. Так, несколько слов. Нам сказали, что в Пекине мы найдем японецкие, то есть японские учебники по грамматике и книги, но их там не оказалось.

Несмотря на то что последние события до крайности встревожили его, Бебкотт оторвался на минуту от своего больного и громко расхохотался.

— Учебники по японской грамматике — такая же редкая штука, как драконий… зуб, и, насколько мне известно, японских словарей не существует вовсе, за исключением словаря отца Альвиту 1601 года на португальском — я сам его никогда не видел, только слышал о нем, — да ещё словаря преподобного Прайни, над которым тот работает уже бог знает сколько лет. — Он осторожно снял со Струана белую шелковую рубашку, намокшую от крови.

— Вы знаете голландский?

— Опять же лишь несколько слов. Все ученики-переводчики, отправлявшиеся в Японию, должны были пройти шестимесячный курс, но министерство отправило нас с первым же пароходом. А почему именно голландский является официальным иностранным языком, которым пользуются японские чиновники?

— Он им и не является. Министерство иностранных дел ошибается, как ошибается в отношении многих других вещей. Но на данный момент это единственный из европейских языков, на котором говорят несколько бакуфу… я его сейчас приподниму слегка, а вы снимите с него сапоги, потом штаны, только аккуратно.

Тайрер подчинился, неуклюже орудуя здоровой левой рукой.

Теперь Струан лежал на хирургическом столе совсем голый. Рядом были разложены хирургические инструменты, баночки с мазями и флаконы с жидкостями. Бебкотт отвернулся, надел тяжелый непромокаемый фартук, и Тайрер вместо врача сразу увидел перед собой обыкновенного мясника. Его желудок сжался, и он едва успел добежать до таза.

Бебкотт вздохнул. Сколько сотен раз меня вот так выворачивало наизнанку, когда казалось, что уже и извергать больше нечего, а потом все равно рвало ещё. Но мне нужен помощник, так что этому юноше придется повзрослеть.

— Подойдите сюда, мы должны действовать быстро.

— Я не могу, я просто не могу…

Доктор тут же заставил свой голос звучать грубо.