Эта тирада была произнесена таким серьезно-уничтожающим тоном, что моя веселость куда-то улетучилась.

– Ладно, Ольга Андреевна, у нас еще будет время обсудить вашу предвыборную платформу. К твоему сведению, не такой уж я безнадежный обыватель. Против правового государства ничего не имею: только «за»! И я однозначно против того, что в этом государстве ни за что ни про что убивают людей. Но я также против, чтобы журналисты, депутаты или иные «священные коровы» в этом смысле имели какие-то преимущества перед прочими гражданами. А то почему-то, когда уборщице тете Маше в подъезде приставляют нож к горлу, или когда в какой-нибудь «горячей точке» ни за понюшку табака убивают сына рабочего и колхозницы, – твое «общественное мнение» это мало волнует! Но как только дадут в глаз какому-нибудь репортеру, хотя бы даже за дело, как тут же поднимается дружный вой: караул, это на свободу прессы замахнулись! На демократию покушаются!

Ольга пробубнила что-то насчет доминант массового сознания в постперестроечный период, но я даже не попыталась вникнуть в эту чушь: так своим гражданским монологом сама себя «раскочегарила».

– Так что мне без разницы, кто там сыграл в ящик – популярный телеведущий или кто другой. Это хреново, да, но только потому, что умер человек. Человек, понимаешь, а не священная корова! Если это убийство, то оно должно быть раскрыто – как и вообще любое преступление. И как честный налогоплательщик я надеюсь, очень надеюсь, что наши компетентные органы с этой задачей справятся…

– А ты знаешь, еще неизвестно, кто из нас больше достоин думской трибуны! – с оттенком обиды ввернула сестра.

– …Но если даже не справятся – я не собираюсь из-за этого посыпать голову пеплом или пикетировать управление внутренних дел с самодельным плакатиком: «Убийц Стаса Уткина – к ответу!». И менять свой распорядок дня тоже не собираюсь, между прочим. Мне пора на работу собираться!

– Поленька, ну хоть с Жорой поговорить ты можешь? Это не идет вразрез с твоими гражданскими принципами?

Ага, Ольга решила сменить тактику: вместо кнута – пряник.

– Все-таки жена Уткина была твоей клиенткой, а не моей, дорогая, и если Овсянникову позвонишь ты, это будет вполне нормально, а если я…

– …То он в вежливой форме пошлет тебя подальше, – закончила я мысль. – И будет, кстати, абсолютно прав! Хорошо, я поговорю с Жорой. Похоже, у меня нет выбора! А теперь отвали: мне действительно надо в двенадцать быть в спорткомплексе. А у меня еще волосы мокрые!

– Отваливаю, отваливаю! Только ты обязательно позвони, как только разузнаешь подробности, хорошо? Сразу же позвони, Поля!

Я устало вздохнула.

– Не сумлевайся, золотко: тебе – первой. Да, кстати! Ты-то откуда узнала про Уткина? Телик у тебя второй месяц не пашет, а радио вообще никогда не было…

– Я-то?… Э-э…

На том конце провода наступило явное замешательство.

– А я… это… Мне Мурашов позвонил утром.

– Что-о?! Мурашов позвонил тебе… по телефону?

Это был фортель почище убийства Уткина! Дрюня Мурашов, в прошлом наш с Ольгой дворово-школьный товарищ, а в настоящем совершенно никчемный тип и периодический собутыльник моей сестренки, любил пользоваться услугами телефонной сети примерно так же, как услугами врача вендиспансера. Это был совершенно чуждый его духу способ общения. Впрочем, случалось, что Дрюне приходилось прибегать как к первому, так и ко второму: не бывает правил без исключений.