– Что я думаю по этому поводу? Я тебе уже сказала: думаю, что ты, моя дорогая, уже приложилась с утра пораньше к бутылочке, и потому явилась сюда рассказывать мне сказки!

Нахалка демонстративно втянула носом воздух, и я инстинктивно отпрянула, собираясь возмутиться по полной программе. Но Полина не дала мне и рта раскрыть!

– Только не говори мне, что какой-то идиот собирается заплатить тебе за убийство Уткина… Тьфу ты, черт: за расследование убийства!

Я вскочила со стула.

– Знаешь что?! Я пришла сюда по делу, а не выслушивать твои беспочвенные оскорбления! Если даже от меня пахнет коньяком, то это еще не причина, чтоб хамить родной сестре! Может, эти пятьдесят… ну, сто грамм! – может, они мне были необходимы для заключения выгодного соглашения? Может, я выпила с будущей клиенткой, чтобы… Эх, да ладно, что с тобой говорить! Если тебя это не интересует, я ухожу.

И я, крутанувшись на каблуках, направилась к выходу с гордо поднятой головой. Не очень, правда, быстро направилась…

– Э-эй! – донеслось до меня неуверенное.

Ага! Расчет оказался верен. Шалите, Полина Андреевна: ваша сестра не собирается так быстро сдаваться! Особенно после того, что вы ей только что тут наговорили…

Я не обернулась – лишь чуть-чуть замедлила шаг.

– Что такое?

– Да я… это… О какой клиентке ты говоришь?

– Забудь об этом. Я вижу, ты сейчас не расположена говорить о делах. – И я сделала еще одно движение по направлению к двери.

Полина тоже выскочила из-за стола.

– Нет уж, ты погоди, погоди! Сказала «А» – говори теперь и «Б». Пока все не расскажешь, я тебя никуда не отпущу!

– Да я и спрашиваться у тебя не буду: уйду, да и все. Не собираюсь я с тобой разговаривать, пока не извинишься за свое безобразное поведение!

– Ты подбирай выражения: «безобразное»! – взорвалась было по своему обыкновению Полина, однако тут же угасла. У нее просто не было другого выхода, и она это отлично понимала.

– Ну ладно тебе дуться… Извини! – донеслось до моих ушей.

– Не слышу в твоем голосе искреннего раскаяния!

– Ну, знаешь!.. Хорошо: Оля, извини меня, пожалуйста! Хотя черт меня побери, если я знаю – за что… А теперь рассказывай!

Приятно все-таки чувствовать себя победительницей! Только после того, как Полина Андреевна окончательно смирилась, я сменила гнев на милость и рассказала ей все. Ну, почти все – с некоторыми несущественными купюрами. А дело было так. Вчера утром, когда добрый старый Дрюня Мурашов явился ко мне с дурной вестью и со «смягчающим обстоятельством» в пол-литровой таре… Впрочем, нет: тут-то я как раз и сделала купюру, и… хватит об этом! Вчера утром, когда я поговорила с Полиной по телефону о загадочно0 м убийстве Стаса Уткина, моего любимого телеведущего и репортера, и, как всегда, не нашла взаимопонимания, – я не выдержала и позвонила Жоре Овсянникову сама. Однако меня ожидало фиаско: майор оказался в командировке аж до вторника. Столь долгого бездействия я вынести не могла, и кинулась названивать своим знакомым, которые могли знать что-нибудь сверх того, что мне наболтал Дрюня. Ну, если не знать – так хотя бы разделить мою обеспокоенность катастрофическим ростом преступности, добравшейся своей грязной рукой уже и до «четвертой власти»!

На удивление, большинство моих знакомых отнеслись к воскресной сенсации довольно прохладно. Я была неприятно поражена тем, что, оказывается, не одна моя сестрица больна социальной болезнью под названием «дофенизм»! Все, буквально все восприняли новость совершенно равнодушно.