Не имело значения, что своим существованием они отрицали законы природы и здравого смысла, но именно так и было. Эти чудовища являлись воплощением нереальности, ворвавшейся в этот мир, как вспышка безумия.

Гервин заметил золотые и красные проблески, устремившиеся навстречу демонам. Кровавые Ангелы. Последние легионеры на борту корабля забыли о них, бросив слабых и беззащитных, чтобы вступить в бой. Внутри у летописца все похолодело, а ноги задрожали. Он и это видел в своих снах, множество таких же легионеров, охваченных столь сильным гневом, что в своем стремлении окунуться в битву растаптывали мужчин и женщин, которых должны были защищать. В его мыслях появилось лицо командира гвардии Азкаэллона, он увидел призрак его зловещего облика, освещенного вечным и холодным пламенем свирепости.

Гервин закрыл ладонями лицо, снова и снова отрицая увиденное. Если это реальность, а сон — это сон, то что из них было хуже?

— Это место кошмар! — закричал он, бессвязно бормоча, по лицу катились слезы. Летописец почувствовал, как ломается его воля, страх — колоссальный, всепоглощающий страх — раздавил человека своим весом. Он собирался умереть, и ему не оставалось ничего, кроме как ждать этого момента.

Молодые сильные руки схватили его за плечи и грубо встряхнули.

— Перестань сейчас же! — раздался крик.

Сквозь туман в глазах Гервин увидел солдата фасадианской пехоты по имени Дортмунд. Он выглядел зеленым юнцом, наряженным в униформу зрелого человека, и не готовым к опасностям битвы.

— Ловушка захлопнулась, — пробормотал летописец, не зная, откуда пришли слова. — Это наш конец. Они кинули нас на погибель.

— Нет… — начал Дортмунд, но слова превратились в неожиданный крик, а спина выгнулась. Глаза широко раскрылись, из груди вышел зазубренный клинок, ржавый и затупленный от множества совершенных им прежде убийств. Оружие вытянули с влажным звуком хлынувшей крови, и Дортмунд упал на палубу.

Перед летописцем стоял мускулистый бандит, которого вместе с остальными эвакуировали со Сколтрума, с зажатого в руке ножа капала кровь. Гервин отпрянул, но уперся в балки.

Над плечами здоровяка он увидел фурий, садившихся на металлические балки разрушенного корпуса, они щелкали когтями и зубами, чувствуя запах крови.

— Твоя история всегда заканчивалась именно так, — сказал Хенгист, его глаза лихорадочно блестели за миг до того, как он погрузил клинок в сердце летописца.

Демон Кирисс с пронзительным воплем промчался по костяному полу и набросился на Тануса Крида ураганом щелкающих когтей. Харокс скорее рефлекторно, чем преднамеренно обнажил меч, встав на защиту аколита, но это мало помогло. Тварь отшвырнула капитана Несущих Слово в сторону, и он покатился по плиткам из черепов, оказавшись в опасной близости от края огромной ямы. Крид колебался на миг дольше, чем следовало, прежде чем взяться за оружие, а затем стало уже слишком поздно. Массивная крабовая клешня Кирисса с щелчком раскрылась и схватила его.

— Жалкая плоть, — прошипел он. — Что ты наделал? Ты спровоцировал это? Ваши высокомерные божки-примархи осмелились сойти с пути, который мы уготовили им?

Крид схватился за клешню, удерживая ее. Ему понадобилась для этого почти вся сила, и он опасался, что Кирисс при желании без особых усилий расправится с ним, сомкнув щипцы и отрезав голову. Несущий Слово бросил взгляд на Жаждущего Крови, но другая тварь просто усмехалась этой забаве.

— Дитя Слаанеш, — прорычал Ка Бандха с насмешливым пренебрежением, — ты так долго играл в свои игры в шелковых постелях и шепчущих залах, что позабыл: у марионеток иногда бывают свои мозги.