— Я слышал, вашего брата убили в казармах Ла-Монтанья. Это преступление не останется безнаказанным, — сказал один из военных, обнимая Кортеса.

— Мы отомстим за него! За него и за всех остальных. И ждать осталось недолго — пару недель, не больше, — с воодушевлением заверил другой.

— А что все-таки произошло в казармах Ла-Монтанья? — решился наконец спросить я, когда мы с Кортесом уже ехали в машине на большой военный парад, который вот-вот должен был начаться на главной площади Бургоса.

Кортес вздохнул, взглянул на меня, чтобы убедиться, что спрашиваю я не из пустого любопытства, снова вздохнул.

— В Мадриде восстание восемнадцатого июля провалилось. Все пошло из рук вон плохо, и военным, которые выступили за наше дело, пришлось укрыться в казармах — чтобы спастись самим и спасти оружие, которое там хранилось. Нельзя было допустить, чтобы арсенал попал в руки коммунистов и анархистов. Толпа революционеров окружила казармы. Командиров над ними не было, и вооружены они были скверно, зато кипели ненавистью и жаждали крови. К ним на помощь подоспели и те из военных, кто не поддержал восстание. Подвезли артиллерию. Начался обстрел, казармы взяли в кольцо, а потом… А потом, Хоакин, прилетели самолеты. И Рамиро был за штурвалом одного из них. Самолеты принялись бомбить казармы, многие из укрывшихся там погибли. Среди убитых был и Хавьер, — мрачно заключил Кортес.

Что-то тут не сходилось. Отчего же они оба с Рамиро так уверены, что Хавьера убила именно бомба, сброшенная с самолета? Я не успел спросить Кортеса об этом, он сам заговорил. Медленно, глядя в окно машины, будто рассказывал свою историю не мне, а домам и людям, мимо которых мы проезжали.

— Им пришлось сдаться. И тогда началось черт знает что — настоящая бойня. Пленных расстреливали, добивали ударами ножа, выбрасывали в окна, пинали трупы ногами… Некоторые офицеры покончили с собой. Рассказывают, что один полковник и четырнадцать офицеров и кадетов ушли из жизни как настоящие рыцари. Полковник приставил к виску пистолет и предложил остальным последовать его примеру, и все без колебаний пошли на это. Толпа уже выламывала дверь; полковник скомандовал: «Огонь!», и пятнадцать указательных пальцев нажали на спусковой крючок. И когда дверь рухнула, ворвавшиеся в комнату убийцы нашли там одни только трупы. Тогда в бессильной ярости они принялись кромсать мертвые тела… — Кортес обернулся ко мне. — Вот, Хоакин, какие люди заправляют всем сейчас в Мадриде!

— Но я все равно туда поеду, мой капитан! — я сказал это как можно торжественнее. — Я не боюсь, правда!

Кортес благодарно улыбнулся мне; его тронула моя решимость.

В тот день, первого октября тридцать шестого года, все мятежные генералы собрались в Бургосе, чтобы решить, кто примет на себя командование армией. Выбор пал на человека по фамилии Франко.

— Франко? — потянул я Кортеса за рукав прямо посреди торжественной церемонии. — Тот самый? Летчик с «Плюс Ультра»?

— Тихо, — цыкнул капитан.

Но я непременно должен был знать.

— Это он, да? — снова дернул я его за рукав.

— Это его брат. Летчик — это Рамон Франко, а этого зовут Франсиско. Он генерал. Самый молодой генерал в Европе. Великий воин. И помолчи.

Брат летчика с «Плюс Ультра»! И я буду работать для него, помогу ему выиграть войну. Может, в награду за это мне позволят подняться в воздух вместе с Рамоном или перелететь Атлантический океан с Кортесом… Мне уже казалось, что военные марши и бесконечные крики «Вива!», которыми приветствовали Франко, звучат в мою честь, в честь моего славного будущего.