Фура горела, несло жареным человеческим мясом и паленым конским волосом. У них было еще немного времени, но, если прервать переговоры, к ним уже не вернешься.
— Хотя бы одну перину, господин Врахта! — воскликнул он. — У нее кожа нежная! Вы б и сами-то синяки заработали, если вас на досках и горохе!..
— Но не невинность! — захохотал лучник из-за пихт.
— Вот именно, — подхватил десятник. — Не беспокойтесь, господин чародей! Грабогорка — правовой город! По законам живет! Никто там женщину не обидит, ежели она невиновна! А один синяк вины не доказывает! Она еще и невинной должна быть! А известно, как бывает с чародейскими бабами: «Вместо невинности под подолом мочалки носит». Ну заглянут ей под юбку и вообще на горох не пошлют.
— Пошлют! — заверил солдат, откапывающий оружейные припасы, и кинул коллеге за пихтой пучок стрел. — Палач молодую бабу из ямы не погонит! Задарма опыт проведет!
Дебрен принял решение — это было нетрудно.
— Стреляй! — бросил он вполголоса. — Немедленно.
Они понимали друг друга. Збрхл высунулся, арбалет щелкнул, болтающаяся бесперая стрела помчалась к цели. Попала только потому, что перепуганный солдат отскочил не в ту сторону. Острие врезалось в защищенное кольчугой предплечье так неглубоко, что раненый вырвал его первым же инстинктивным движением, но они, несомненно, добились успехов. Лучник быстро спрятался среди остатков телеги и больше не стрелял и не пытался подкинуть товарищам добытые из-под снега стрелы.
Другое дело, что этого и не требовалось. Солдаты попрятались, но не ответили на нападение яростным дождем стрел.
— Вы сами этого хотели! — заорал уязвленный десятник.
Фура горела. Пока что только с правой стороны. Если забыть о вони горящего мяса, было даже приятно, потому что тепло. Они сидели, опершись о доски и конский труп.
— Побегу, — тихо сказал Дебрен. — Сила у меня восстановилась немного. Зачерпну еще из пламени, и…
— Они тебя в ежа превратят. — Збрхл не смотрел на него.
— Конь далеко не ушел. — Чародей указал на круг, вытоптанный на повороте вороным. — Стрелы его напугали, но это дикая чаща. Наверняка стоит там, ждет людей. Это сильный конь. Понесет нас обоих.
— Дебрен, нам живой ее с моста не вытащить.
Магун схватил веревку, начал привязывать к колесу.
— Я пущу энергию в снег, — спокойно сказал он. — Будет как в мойне. Прежде чем они сообразят, ты ее притянешь и…
— Тебя убьют.
Он засопел, проверил узел.
— Уже убили. — Только теперь их взгляды встретились. Збрхл сглотнул слюну. — Ничего не говори, я сам знаю: старый, а дурной. Но ничего не поделаешь. Без нее я не смогу… не знаю почему. Так получилось. У меня сердце на мелкие осколки…
— Это пройдет, — очень тихо сказал ротмистр. — Когда у меня Здренка умерла… Если б не дети, я тоже, наверное, бы…
— Но у тебя были дети. У нас — нет.
— Я видел, как они стреляют. Ты не добежишь.
— Добегу. — Дебрен вытащил из бухты второй конец веревки, начал завязывать палаческую петлю. — Она неглубоко лежит. Ты вытянешь. Достаточно будет, если я ее за руку зацеплю.
Он докончил узел. Проверил. Петля затягивалась гладко, даже кисть ребенка не должна выскользнуть.
— Другого способа нет?
Дебрен надеялся, что Збрхл его об этом не спросит. И молился — чтобы спросил.
— Есть, — прошептал он. |