Ленда… испытывала затруднения. Я ей помог. Раньше мы уже встречались, мимолетно, но помог я ей не поэтому. У меня есть глупая привычка оказывать людям помощь, если я решу, что это будет стоить мне не слишком дорого. Порой… ну, скажем так: часто ошибаюсь. И попадаю в затруднительное положение. Но, как мы уже установили, я — рыцарственный и не умею ловко выкручиваться.
— Это один из таких случаев?
— Нет.
— Ты тащишь ее за собой не потому, что слишком жалостлив и не знаешь, как бы удачнее сказать «прощай»?
— Нет. — Он глубоко вздохнул. — Не хочу быть невежливым, но не могли бы мы оставить Ленду в покое?
— Еще только один вопрос. Она… она невысокого происхождения, правда?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ах, мы с ней поболтали в мойне. Понимаешь, этакий бабский треп. Я спросила, что вас объединяет. Она в ответ — что отношения ученика и учителя. Тогда я спросила о железяках на бедрах и не из-за тебя ли они? Она сказала, что родители настаивали, ну, так сказать, из профилактических соображений. Я не сдавалась и спросила об эмоциональном аспекте взаимоотношений «учитель — ученик». Она ответила очень официальным тоном, что крепко тебя уважает. Каждый слуга обязан делать такие заявления, поэтому я пропустила ее слова мимо ушей и спросила, что она может сказать о своем мэтре. Ну, заботится ли он об ученице, уважает ли взаимно. Тогда она мне ответила, чтобы я нарвала ромашек. Ты знаешь, что это такое? И поворожила. И еще что телепатию вы пока не изучали и она не знает, как заглянуть тебе в мозги.
— Вот тебе и вся Ленда. — Он не мог сдержать улыбки.
— Может, вся, а может, и нет. Потом она немного посидела, похлестала спину веником и как-то неуверенно спросила, считаю ли я, что гаданию на ромашке можно верить? Потому что однажды она набралась храбрости и принялась гадать, так у нее получилось что-то среднее между «не любит» и «к сердцу прижмет». То есть в этих пределах, но не точно посередине.
Дебрен наморщил лоб, призвал на помощь воспоминания детских лет и картинки лугов в округе Лейча.
— Посредине-то было бы «плюнет, поцелует», — буркнул он. И, сильно раздраженный, добавил: — Как у нее, черт побери, такая «точность» получилась? Я не говорю, что ворожба точна, даже если она магией приправлена, но в простоте использования ей не откажешь! Один лепесток, одна фраза. Никакие интерпретации невозможны!
— Может быть, лепестки были какие-то не совсем одинаковой формы, как-то расщеплены, сломаны или… Ей показалось, что «поцелует» максимально близко к правде, и она подтвердила это не совсем глупым аргументом. Ведь ты ее упорно именуешь княжной. Причем тогда, когда она босая, грязная, сопливая, одета совсем не так, как того требует тенденция существующей моды. Во всяком случае — когда особо-то женственной и привлекательной ее не назовешь. А поскольку ты и сам вряд ли на короля или хотя бы захудалого князя тянешь, постольку у нее есть основания подозревать, что ты просто посмеиваешься над ее низким происхождением.
— Ну и дурная гусыня! Так тебе и сказала? Что я над ней?..
— Она не дура, Дебрен, и уж никак не гусыня, если ты понимаешь, что я имею в виду. Поэтому советую тебе двусмысленное прозвище заменить каким-нибудь более нейтральным. Например, зови ее лягушонком. Это гораздо нежнее, — пояснила она, поймав удивленный взгляд, и добавила: — И любовнее. А то, что ты ее любишь, вижу и я, и даже она сама. Проблема не в том, что в таком вопросе невозможно обойтись без ромашки или чего-то подобного. Просто неизвестно, что там глубже, под любовью, сидит. Не насмешка ли? И не скрытое ли презрение к простой девушке?
— Не говори о ней так, — процедил он сквозь зубы. |