А потом мама произнесла сакраментальную фразу:

– Дорогая, я давно собиралась тебе сказать. В семье Фэрли-Халм не все ладно.

На секунду я уставилась на лежавшую на тарелке рыбу, затем подняла голову, постаравшись выглядеть по возможности безразлично:

– Неужели?

– Она дала деру! – фыркнул папа.

– Кто дал деру?

– Боже мой, Генри! Это устаревшее выражение. Афина Форстер. Извиняюсь, Фэрли-Халм. И не просто сбежала, а с каким-то коммивояжером откуда-то с севера. Обе семьи отчаянно стараются скрыть всю эту историю от газетчиков.

Похоже, мама вполне искренне считала, что ее слова не произведут на меня впечатления.

– Ну, я не читаю газет. – Рыба у меня во рту сразу превратилась в порошкообразную массу.

Я с трудом заставила себя проглотить ее, запив стаканом воды. Том, бедняга, как ни в чем не бывало продолжал есть. Он явно ничего не заметил.

– А как… как там Дуглас?

– Надеется, что она вернется. Бедный мальчик. Он полностью раздавлен.

– И слепому было видно, что от этой вертихвостки только и жди беды. Она еще та штучка.

– Ну да. Но всем казалось, что она немного остепенилась.

– Девицы вроде нее на это не способны.

Их голоса внезапно стихли, и я подумала, не упала ли я, часом, в обморок. Затем я посмотрела на Тома и впервые заметила, не без отвращения, что он ест с открытым ртом.

– Ее родители, естественно, рвут и мечут. Практически лишили ее наследства. И теперь говорят, что она на время отправилась за границу, пока все не уляжется. Я хочу сказать, что ей тогда еще крупно повезло выйти замуж за Дугласа. Ведь у нее даже и друзей-то толком не было, разве нет? Уж не говоря о репутации! – Мама задумчиво покачала головой, стряхнув несуществующие крошки со скатерти. – Родители Дугласа ужасно переживают. Да и вообще, это просто ужасно на всех отразилось. Малый продавал пылесосы, ходил от двери к двери. Нет, ты представляешь? Пылесосы! А через несколько недель после побега у этой девицы хватило наглости позвонить им и попросить денег. Бедняжка Жюстина! Две недели назад я встретила ее у Тревельянов, на вечере игры в бридж. Она стала совсем седой.

Именно тогда мама, должно быть, заметила выражение моего лица. Окинув меня сперва озабоченным, а затем и суровым взглядом, она посмотрела на Тома:

– Ну хватит. Вам, наверное, не слишком интересно слушать наши разговоры о незнакомых людях, не так ли, Том?

– Не обращайте на меня внимания, – ответил Том; он по-прежнему ел с открытым ртом.

– Да. Хорошо. Давайте решим насчет пудинга. Кто хочет пудинга? Никто? – Ее голос поднялся чуть ли не на октаву. Она наградила меня очередным испепеляющим взглядом, из числа тех, которые матери специально приберегают для дочерей.

Не уверена, что я слышала, о чем она говорила дальше.

Я не поехала с ними домой. По крайней мере, не тогда. Но с моей стороны было бы непорядочно продолжать встречаться с Томом. Только не в сложившихся обстоятельствах.

Ну как, этого достаточно или вы хотите узнать о ребенке?

Они постоянно ссорились по дороге на вечеринки. Сюзанна и сама не знала почему, хотя всегда могла приписать это неудачному стечению обстоятельств: они жутко опаздывали, он в самую последнюю минуту шел проверять, закрыта ли задняя дверь, она вечно не могла найти ничего приличного, чтобы надеть на себя.