Я все равно одержу победу. Я — Элизабет Картрайт Адамсон, самая знаменитая и любимая женщина во всем мире. И не для того я зашла так далеко, чтобы меня остановили эти жалкие людишки. Мне столько пришлось сделать! И я уже близко. Совсем близко…»
Одноглазая Мамочка осторожно положила свою ношу на стол, неслышно бормоча молитвы. Затем открыла ящик. Все взгляды устремились на крошечный бесплотный скелетик внутри.
— Поздоровайся с моим малышом, Лиззи, — проговорила Нора сдавленным от волнения голосом. — Поздоровайся с бедняжкой Гедеоном.
— ДНК его останков совпадут с ДНК президента, — сообщила Аманда тихо, но спокойно, — и все поймут, что Гедеон — брат Томаса Адамсона. Сын Норы. Что вся история правдива от начала и до конца.
— Дешевая игра на публику, — пренебрежительно заметил Огмон. — К тому же никакого теста не будет. Через несколько часов Томаса Адамсона вместе со всеми его ДНК похоронят навсегда. Вы не сможете этому воспрепятствовать. Никто не сможет. А потом во всей стране не найдется ни одного судьи, который даст согласие на эксгумацию тела президента, опираясь на такие неубедительные доказательства.
— В Военно-морском госпитале в Бетесде хранят некоторое количество крови президента Адамсона, на случай экстренной необходимости, — сказала Аманда. — Так полагается для каждого действующего президента. И эта кровь до сих пор там.
Огмон посмотрел на Элизабет. Та встретила его взгляд и кивнула. С этим кивком она словно стала меньше, надежда покинула ее.
— Мы похороним Гедеона по-христиански, — сказала Одноглазая Мамочка Норе, — в освященной земле. И твое дитя наконец упокоится с миром.
— Да, — согласилась Нора, — и я тоже.
С этими словами Нора медленно встала. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки, и все увидели микрофон, спрятанный под воротником.
— Благодаря умению одной весьма способной сотрудницы вашего издания «Вашингтон джорнэл», — обратилась Аманда к ошеломленному англичанину, — этот микрофон передает сигналы по беспроводной связи через компьютер прямо в Интернет. Так что весь наш разговор, слово в слово, уже там.
— Нет… нет… — с трудом выдавила Элизабет. Чувство ужасающей опустошенности охватило ее. Она словно таяла, становилась никем. — Вы не посмеете…
— К обеду уже все вашингтонские любители правительственных веб-сайтов будут в курсе, — продолжала Аманда. — А завтра узнает весь мир, и все благодаря информационной революции, которой вы, лорд Огмон, так гордитесь.
— Это ничего не значит! — брызгая слюной, воскликнул Огмон. — И не имеет никакой юридической силы в суде! Без нашего ведома и согласия разговор записывать нельзя! Это противозаконно!
— Так вчините нам иск, — предложила Аманда.
— Мы не в зале суда, — напомнил Карл. — Нас рассудит общественное мнение. А для него все имеет силу — сплетни, догадки, предположения. Черт побери, — добавил он с улыбкой, — вот это будет новость!
Англичанин издал нечленораздельный крик, рев раненого зверя, и бросился на Нору, желая сорвать с нее микрофон. Карл преградил ему путь и одним сильным ударом отбросил магната на стул. Огмон смотрел на писателя с гримасой страдальческого недоумения на лице. Его голос звучал тихо и слабо.
— Тебе ведь даже не понять, чего я достиг, так ведь? Какой блестящей была идея! Какая ясность мышления! А сколько смелости мне потребовалось! Никто никогда не делал ничего подобного! Никто, кроме меня, не смог бы этого сделать! И если ты все уничтожил…
На какой-то миг лорд Линдсей Огмон, самый могущественный медиамагнат в мире, стал похож на маленького мальчика, который узнал, что не получит на Рождество вожделенный велосипед. |