Любимый тост. Что вам сказать? Да… С хорошими друзьями, с теми, кто тебе – друг, товарищ, брат, с ними дома хорошо сидеть за бокалом вина, за тремя каплями солнечного коньяка… Аля-ля! Когда такая компания собирается, я, бывает, свой любимый тост произношу… Какой тост? По-грузински так звучит: «Гуамарджос мшвидобас!» Примерно, по-русски это значит: «Да здравствует свобода!» О какой свободе я говорю? О той самой, которая – осознанная необходимость. Аля-ля! В сети партийного просвещения я иногда сам бы себе мог поставить четыре с минусом. Да. Свобода – это осознанная необходимость. Послушайте, разве свободен тот НЕЧЕЛОВЕК, у которого на дереве яблоко само выросло, а он маленькому сыну говорит: «Не сорви». Он – раб. Раб денег, раб вещей, раб соседей. Почему соседей? Потому, что НЕЧЕЛОВЕК больше всего дрожит перед мнением соседа. По-русски хорошо говорится: «А что скажет княгиня Марья Алексеевна?» Это, кажется, из Грибоедова… Хорошо, не буду прибедняться – читал «Горе от. ума». Многие страницы наизусть помню… «Гуамарджос мшвидобас!..» Эти слова хорошо звучат за домашним столом, когда их произносит рабочий человек. Кто может быть свободней на этой земле, чем он? Нет свободнее человека! Я делаю автомобили для других – свобода. Я помогаю людям быть лучше – свобода; мы боремся за коммунистическое будущее – высшая свобода. Как у вас говорится: «Все за одного, один за всех». Вот она, высшая свобода человеческого духа… Гуамарджос мшвидобас!.. Жить и бороться, жить и любить людей, жить и помогать ближнему, жить и думать – свобода. Такая свобода, как птица в воздухе…

Научно-техническая революция. Хотите знать, что такое не свобода? Те-ле-ви-зор. Прихожу домой, ужинаю, собираюсь взять в руки книгу – не могу, понимаешь. Сын Годерзи говорит: «Папа, начинается хоккей. Играют наши и чехи». Я от книжной полки отхожу, понимаете ли, я ту книгу, которую по своему выбору прочесть хотел, видите ли, на полке оставляю. Я с глупым лицом сажусь к телевизору, начинаю смотреть, как люди стараются друг друга с ног сбить и какую-то, понимаете ли, шайбу-майбу между ног у вратаря пробросить. Зачем? Почему? Сам не знаю… Не свободен я от телевизора… А после хоккея дочь Лали говорит: «Папа, сейчас будет фигурное катание». Опять ту книгу, которую по собственной СВОБОДЕ ВЫБОРА ПРОЧЕСТЬ ХОТЕЛ, НА СТЕЛЛАЖЕ ОСТАВЛЯЮ. Смотрю: красивые девушки катаются на коньках. Одна катается, вторая катается, пятнадцатая катается. Лали сзади меня сидит; ей десять лет, она рот открыла, она шепчет: «Ой, сейчас она у-падет!» Я дочку слушаю, думаю, зачем ей надо, чтобы девушка падала, и на жену Медею смотрю – она меня, понимаете ли, не видит, она тоже рот открыла, тоже на девушек смотрит, тоже шепчет: «Ой, сейчас она у-па-дет!» А я не знаю теперь: боятся Лали и Медея за красивых девушек или хотят, чтобы она упали? У меня голова кругом идет, понимаете ли… Те-ле-ви-зор. Он меня не столько свободы лишил, свободы нужную книгу почитать; он меня лишил возможности заниматься спортом… Вы-то знаете, что после работы на конвейере человек должен спортом заниматься? Почему? Потому, что на конвейере он не нагружается физически на все сто процентов. У человека на конвейере, понимаете ли, всего несколько групп мышц работает. Те-ле-ви-зор. Пока моя семья за ним сидит, мы не свободны от него, телевизора, но свободны от спорта. Двадцать два человека на зеленом поле в футбол играют, а я, мой сын Годерзи, сидим как дураки. У нас только одна мышца работает – на том месте, которым сидим. По телевизору фигурное катание показывают – дочка Лали пропустила занятие кружка художественной гимнастики… Давно хочу свободным от телевизора стать, каждый вечер думаю: «Книгу по своему выбору почитаю, или по любой улице погуляю, или к хорошему другу пойду, или с женой на улицу выйду, багдадские небеса посмотрю.