Классические симптомы аутизма, все до единого, причем в тяжелой форме. Кейт поглядела на ребенка.

– Она настаивает, что это не ее вина, – добавил переводчик. – Говорит, что держит его дольше, чем другие, но она не может…

– Какие другие?

Поговорив с женщиной нормальным тоном, переводчик снова повернулся к Кейт.

– За деревней. Там есть место, куда они отводят детей, которые не уважают родителей, которые никогда не слушаются, которые не хотят быть частью семьи.

– Отведите меня туда.

Вытянув из женщины еще какие-то сведения, переводчик указал на дверь – дескать, пора уходить. Женщина его окликнула. Он повернулся к Кейт.

– Она хочет знать, заберем ли мы его.

– Скажите ей, что да, и что пусть отвяжет его, и что мы вернемся.

Переводчик повел Кейт в безлюдный лес к югу от деревни. Потратив целый час, они так ничего и не нашли, но продолжили поиски. Время от времени Кейт слышала шорохи и шелест животных, пробирающихся среди листвы кустов и деревьев. Близился закат, и она уже начала задумываться, каким лес будет в сумерках. Индонезия целиком расположена в тропиках; температура днем и ночью круглый год напролет почти не меняется. Яванские джунгли – опасные, дикие места, пристанище множества видов змей, крупных кошачьих и насекомых. Ребенку в них не место.

Вдруг вдали послышался крики, и переводчик окликнул ее:

– Доктор Уорнер, идите быстрей!

Она очертя голову ринулась через густой лес, один раз споткнувшись и с трудом пробиваясь через подлесок. И увидела, что переводчик держит ребенка – даже более истощенного, чем мальчуган в лачуге. Несмотря на темно-коричневую кожу, было видно, что его чумазое лицо перепачкано грязью. Он рвался из рук переводчика, как дикий зверек.

– Другие есть? – спросила Кейт.

Затем она увидела ярдах в пятидесяти навес, обеспечивающий подобие укрытия от непогоды. Может, ребенок прятался там? Кейт устремилась к навесу.

– Не ходите туда, доктор Уорнер, – переводчик ухватил ребенка покрепче. – Там нет других… которых можно забрать. Пожалуйста, помогите мне.

Кейт взяла мальчика за другую руку, и они вместе отвели его к фургонам. Созвали научную команду, потом забрали ребенка, который был привязан к подкосу, заодно узнав, что его зовут Ади. У мальчишки из леса имени не было, и они поняли, что никогда не найдут ни его родителей, ни тех, кто хоть звуком обмолвится о том, как с ним поступили. Кейт нарекла его Сурьей^[3].

Когда научная команда собралась у фургона, Кейт приперла переводчика к стенке.

– А теперь я хочу, чтобы вы поведали мне, что вы там сделали – что именно сказали.

– Я думал, может, вам лучше не знать, доктор…

– Я думаю, я определенно хочу знать. А теперь выкладывайте.

Тот тяжко вздохнул.

– Я сказал, что вы из гуманитарной организации, занимающейся благосостоянием детей…

– Что?

Переводчик расправил плечи.

– Они все равно так думают, так что никакой разницы. Они не знают, что такое клинические испытания. Они никогда ни о чем подобном не слыхали. Оглянитесь вокруг; эти люди живут точь-в-точь так же, как тысячу лет назад. Я сказал им, что вы должны посмотреть их детей и поможете каждому ребенку, нуждающемуся в помощи. И все равно они нам не верят. Некоторые считают, что попадут в беду, но многие просто тревожатся, что об этом узнают. Здесь опасно иметь детей с проблемами; их держат подальше от глаз людских. Если весть разойдется, другие дети не смогут жениться – им будут говорить: «Может, у тебя будет ребенок с такой же проблемой, как у брата его отца».