Через её оптику майор Чернышёв прекрасно видел сгорбленную фигуру старика и шедшего перед ним маленького щупленького пацана. Цели наблюдались идеально и находились как раз в зоне поражения. Прицельная дальность винтовки, рассчитанная на 1500 метров, позволяла подстрелить их на сто пятьдесят, даже на двести, триста процентов. На раздумья отводилось мгновенье, ибо через три-четыре секунды старик и мальчик просто скрылись бы за склоном, выйдя из зоны визуального контакта, а, стало быть, и поражения.
― В чём дело, майор? ― спросил Алёшку прапорщик.
― Мне кажется, они нас не заметили! А потом не могу я что-то! Это же ведь ребёнок и старик!
Седой вдруг пожалел этих двух туземцев. Что тогда на него нашло, не известно, но через секунду они целые и невредимые скрылись за горным склоном. «Вы не правы, товарищ майор», — сквозь зубы процедил Димка, когда те двое пропали за поворотом тропы. Он вырвал из рук Алёшки снайперскую винтовку, но понял, что достать их уже не сможет. «Никому не позволено, ты слышишь, майор, нарушать наши законы, даже самому Господу Богу! Нельзя попусту рисковать нашими жизнями, товарищ старший офицер из специального отряда Главного разведывательного управления! Если Вам сантименты не позволяли их ликвидировать и гуманность, не надо было брать ружьё, а тем паче разводить сопли и выдавливать из нас слёзы, тогда и совесть Ваша осталась бы чистой. Этот грех я взвалили бы на себя! А вообще в таком случае Вам бы следовало стать музыкантом и пойти по стопам своего отца, а не служить в армии, тем паче в спецназе!! — С обидой в голосе повторил он и отвернулся от Алексея, не желая больше общаться с человеком, совершившим жесточайшую ошибку по отношению к своим товарищам. Я прекрасно понимал, что Димка прав! Поэтому молчал. Мне нечего было добавить к его словам.
— Надо отсюда уходить как можно быстрее и по возможности поменять маршрут движения, — проговорил, прервав мои раздумья, прапорщик Сокольников. Он сказал это таким резким тоном, не глядя в мою сторону, что я понял его обиду и подумал про себя: «Также осуждает и меня! Всё верно! Ты правильно мыслишь Димыч, но изменить уже ничего нельзя».
— Хотя маршрут поменять сложно, потому, как в горах находимся, это тебе не лес на равнине, а здесь можно так залезть на какую-нибудь вершину, что потом только с помощью вертолёта снять нас смогут. Надо идти до границы, потом пересечь её и пойти вдоль, но уже по иранской территории. Там они нас не достанут, точнее, было бы сказать, у них появятся дополнительные сложности в этой связи. Вы как думаете? — Вновь начал рассуждать Сокольников. По существу он был прав, сто раз прав, выбор у нас, действительно, был не богатый. Мы пошли тем же маршрутом, что наметили раньше, ибо менять его было уже поздно. Но передвигались только бегом. Я потом всю дорогу спрашивал себя: «Что нашло на майора? Почему Алексей тогда совершил тот странный и нелогичный поступок? Ведь он мог спокойно успеть достать старика и парнишку. Неужели ему их стало жалко? Если так, то Алёшке следует уходить из спецназа, а не то он столько дров наломает со своей жалостью. Ведь за его ошибки расплачиваться придётся ребятам, причём своей кровью и жизнями. В Управлении он считается знающим и толковым офицером. За его плечами опыт приграничных учений, когда мы своими переходами через государственную границу сначала на чужую территорию, а потом обратно «домой» ставили на уши всех погранцов и территориалов. Вообще же это моя ошибка, а не Алёшки. Всё-таки у меня опыта побольше, чем у майора. У него всего-то ничего, а я? Я имею на своём счету несколько успешно проведённых спецопераций за рубежом, в частности в Ливане, у меня громадный опыт борьбы с диверсионно-террористическими группами наёмников в джунглях Анголы и в горах Афганистана. И что же я сделал сейчас? А сейчас я, как мудрёный житейским и боевым опытом командир, совершил необъяснимую и непростительную для себя ошибку. |