Кто он, этот солдат, которого сейчас нашли? — спрашивал себя генерал, наблюдая, как люди снова собираются в центре кладбища. И каждый раз ему невольно вспоминалось множество лиц — молчаливых, мрачных, там далеко, в его доме, в гостиной в те дождливые дни после его возвращения с курорта. Все посетители рассказывали о своих родственниках, некоторые приносили с собой пачки фотографий и писем, у других не было ничего, кроме короткой телеграммы военного министерства.
Генерал плотнее запахнул шинель и посмотрел на северо-восток. Памятник стоит там, сказал он себе, да, как раз там, где пересекаются две автострады и журчит поток воды, падающей с запруды старой заброшенной мельницы. При ясной погоде памятник можно было бы увидеть отсюда. А сейчас он скрыт в тумане.
Когда туман начал рассеиваться, ему показалось, что памятник вот-вот откроется, высокий, очень высокий, облицованный белым камнем, а за ним — стены разрушенного дома, развалины, груды черных камней и дальше, на околице села, сгоревшая, заброшенная мельница с журчащим ручьем — только его нельзя было сжечь и уничтожить. На фронтоне памятника было высечено большими буквами: «Здесь прошел недоброй памяти «Голубой батальон», который сжег и утопил в крови это село, убил женщин и детей, а мужчин повесил на телеграфных столбах. Народ воздвиг этот памятник, чтобы увековечить память о погибших». Новое село отстроили ниже, и только телеграфные столбы, старые, снизу вымазанные смолой, некоторые — с дополнительными опорами, те самые столбы, на которых полковник собственноручно, как рассказывали, вешал людей, стояли на прежних местах, одни выше, другие ниже, — местность была пересеченная, и провода уходили в бесконечность.
Но и телеграфные столбы покрывала белая пелена тумана, и в той стороне ничего не было видно. Казалось, на памятник, на телеграфные столбы, на старую мельницу и на полуразрушенные своды кем-то наброшено белое полотно, словно скрывающее памятник перед торжественным открытием.
— Вы простудитесь, — сказал священник, входя в палатку. — Воздух очень сырой, и ветер сильный.
Генерал зашел внутрь. Пора было обедать.
— Ну как дела?
— Хорошо, — сказал священник. — Если завтра придут еще наемные из заречного села, то думаю, через четыре дня мы отправимся дальше.
— Придут, я думаю, все, кроме женщин и стариков, которые считают грехом раскапывать могилы.
— Возможно, и женщины и старики тоже придут. Похоже, такая работа приносит им тайное удовлетворение.
— Не думаю, — сказал генерал. — Ну кто может испытывать удовольствие, раскапывая могилы?
— Для них это своего рода запоздалая месть.
Генерал пожал плечами.
— Кроме того, это выгодная работа, — продолжал священник, — мы хорошо платим. На деньги, заработанные у нас за несколько дней, они могут купить небольшой радиоприемник. Они очень любят слушать радио.
— Я это заметил, — сказал генерал. — Они всегда включают его на полную мощность. Кстати, было бы неплохо, если бы и мы взяли с собой транзистор.
— Вот это мы забыли.
— До чего же опостылела палатка.
— С каждым днем становится все холоднее. Надеюсь, мы в последний раз ставим палатку в этой зоне.
— Нет, есть еще одно место, высоко в горах, возле стратегического шоссе, теперь заброшенного.
— Да?
— Там похоронены солдаты, охранявшие дорогу или мост, не помню точно.
— Тогда их там, наверное, много, — сказал священник.
— Да, их много, я подумываю даже, не оставить ли их на следующее лето. Кто же суется в горы в это время!
Генерал достал термосы и сухой паек. |