Генерал покачал головой.
— А бывало и так, днем повздорят соседские бабы из-за какой-нибудь ерунды, а ночью из окна или с чердака уже строчит пулемет и начинается настоящее побоище.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — сказал генерал.
— Ничуть. Это был какой-то психоз, — продолжал священник. — Албанцы были как пьяные — все их древние воинские инстинкты проснулись, они стали агрессивны как никогда.
— Может быть, потому, что во время войны они сильно пострадали? — сказал генерал. — Так бывает со львами, когда в них попадет первая пуля. Я это знаю, собственными глазами видел в Африке.
Священник хотел что-то сказать, но генерал перебил его.
— К тому же албанцы тогда, похоже, готовились к новым войнам, — сказал он. — Соседи могли напасть на них в любой момент.
— Албанцы всегда готовы к войне, — сказал священник.
— Одного я только не могу понять, — сказал генерал. — Почему они не расправились с нашими солдатами после капитуляции? Даже наоборот — они защищали их от наших бывших союзников, которые расстреливали их на месте. Вы помните?
— Помню, — сказал священник.
— Есть даже один документ, — продолжал генерал, — призыв партизанского командования ко всему албанскому народу по случаю нашей капитуляции. Там призывают народ не дать умереть голодной смертью десяткам тысяч наших солдат, которые бродили как нищие по дорогам Албании. Я его сам читал, для меня это загадка до сих пор. Что заставило их так поступить, их, так ненавидевших нас? Или это чисто пропагандистский маневр?
— Конечно, пропагандистский маневр, — сказал священник. — Я от них этого не ожидал.
— Мы были с ними заклятыми врагами, — сказал генерал. — Когда шла война, они яростно атаковали наши части — и вдруг такой призыв!
— Да, да, — задумчиво сказал священник.
— Так плачевно закончилась для нашей армии албанская кампания, — сказал генерал. — Все наши военные с оружием, званиями, мундирами, медалями превратились в слуг, батраков, подмастерьев. Мне стыдно становится, когда я подумаю, чем они занимались. Вы помните, нам рассказывали о полковнике, который стирал белье и вязал чорапы?
— Да, — сказал священник. — Мне даже пришло сейчас в голову: а не стал ли наш полковник пастухом у какого-нибудь крестьянина. Может, он до сих пор еще пасет коз.
— Было бы интересно посмотреть на реакцию Бети, если бы ваше предположение подтвердилось, — рассмеялся генерал.
Священник улыбнулся, но промолчал.
Большую часть пути они проехали молча. Автострада была усыпана желтыми и уже гнилыми листьями. Желтые листья ветер яростно бросал из стороны в сторону, а гнилые отрывались от земли с трудом, а когда опускались на нее, надолго замирали, словно парализованные. Разбросанные по шоссе, отяжелевшие от воды и грязи, побуревшие, они, казалось, терпеливо дожидались смерти.
Автомобиль несся, сминая их своими колесами.
Глава тринадцатая
Много дней спустя в зале отеля «Дайти» они снова сидели за столом друг против друга. Снизу, из таверны, опять доносилась музыка. Генерал еще больше осунулся, и глаза у него были растерянные.
— Сегодня я плохо спал, — сказал генерал, — я видел странный сон.
Священник поднял голову.
— Я видел во сне ту проститутку. Вы помните, нам о ней рассказал кафеджи?
— Помню.
— Вот она мне и приснилась. |