Проснувшись в первом часу ночи от неимоверного шума, М.С. Воронцов приказал камердинеру разобраться, в чем дело. Узнав о происходящем, он не только запретил тревожить собравшихся, но даже говорить, что они его разбудили, сказав при этом: «Слава Богу, что моя молодежь довольна и веселится». Может быть, в эти минуты князь вспомнил свои шалости, когда в 1802 г. он служил в Тифлисе под началом князя Цицианова.

М.С. Воронцов всегда принимал участие даже в частных делах его приближенных. Князь никогда не отказывал в помощи нуждающимся, причем делал это с присущим ему тактом.

Всеобщим уважением пользовался среди офицеров комендант Тимергоевского укрепления на правом фланге на Лабе полковник Гениг. Этот человек имел большое влияние на соседние с укреплением черкесские племена. «Его справедливость, честность, в случае нужды боевая энергия, а главное — знание характера населения и широкое гостеприимство были известны почти всем черкесам правого фланга. Он никогда не изменял раз данному слову, и часто немирные князья приезжали к нему судиться или советоваться по своим частным внутренним делам».

Полковник Гениг, согласно восточным обычаям, одарял гостей богатыми подарками. Выполняя местные обычаи, ему приходилось жить не по средствам и тратить значительные суммы на приемы. М.С. Воронцов хорошо знал и ценил Генига Услышав о его затруднениях, он приказал отправить полковнику 4000 рублей из своих собственных средств. Честь старого офицера была спасена.

Здесь нельзя не вспомнить еще об одном известном поступке Воронцова. Оставляя Францию в 1818 г., М.С. Воронцов, будучи командующим Русским оккупационным корпусом, заплатил все долги не только офицеров, но и нижних чинов корпуса — примерно один миллион франков собственных денег, дабы никаких претензий у французов не было.

Своеобразным центром для молодых офицеров были к вар-, тиры князей Васильчикова, Дондукова-Корсакова и Кочубея. «Наша квартира, — писал Дондуков-Корсаков, — считалась каким-то сборным пунктом всего нашего кружка: у нас совершались проводы отъезжающих в поход товарищей, обеды и встречи благополучно возвратившихся из экспедиции, у нас составлялись все предложения различных пикников, увеселений, всех шуток и школьничеств, на которые всегда так отечески смотрел князь Воронцов».

Молодые люди придумывали различные фарсы, привлекая к себе внимание всего города.

Однажды молодые офицеры распустили по Тифлису слух, что намерены дать на холостяцкой квартире бал знакомым дамам. В условный день, осветив нижний этаж дома лампами и канделябрами и подняв шторы окон, вся молодежь собралась в мундирах и фраках, причем некоторых офицеров нарядили в европейские и грузинские дамские туалеты. «Дамы с усами» сидели спиной к окнам. Бесподобен был в бальном наряде поручик Ф.Л. Гейден (впоследствии начальник главного штаба). Весь вечер гремела музыка, многочисленные экипажи подкатывали к парадному подъезду, у дверей которого для соблюдения порядка дежурили городовые и жандармы. На другой день весь город говорил об этом празднике. При этом офицеры лично посетили с объяснениями дома хозяек, которых они представляли на бале.

В другой раз молодые люди устроили мнимый въезд в город персидского посланника, которого с огромной свитой представлял князь Кочубей. Навстречу ему выехал полицейский с переводчиком и произнес приветственную речь. Были также ночные серенады с хором под окнами мирных жителей. Эти шалости происходили в перерывах между военными экспедициями, из которых возвращались не все. И нужно отдать должное обществу, которое с пониманием относилось к этим проявлениям безудержной молодости, снисходительно и добродушно прощая молодых людей. «Замечательно, — отмечал Дондуков-Корсаков, — что общество тифлисское, несмотря на отдаленность свою от Петербурга, а может быть, и вследствие этой отдаленности, не имело того характера местной провинциальной жизни, которая существовала и существует доселе во всех прочих провинциальных городах обширного нашего царства.