— Помогите мне! — крикнул из ванной Гордей Васильевич, и вскоре освобожденный от полотенец Иван Варфоломеевич лежал на диване.
— Жив? — прошептал Гордей Васильевич. — А, Иванушка? Жив?
— Ещё… как… жив… — тяжело дыша и пытаясь улыбнуться, ответил друг. — Мне, знаешь бы… моего напитка…
С необычайной для него быстротой Гордей Васильевич ушёл и вернулся со стаканчиком в руке, стал поить Ивана Варфоломеевича, поднося стаканчик к его рту для каждого глоточка, объясняя Петру Петровичу:
— Второй год тянет одну бутылку. Что за причуда?
— По… мо… га… ет… — чуть громче прежнего выговорил друг. — Да не вино это… мое лекарство… сам составлял… сил придаёт… Гордеюшка… у меня рука… вывихнута…
— Потерпи-ка немного, — попросил Гордей Васильевич, сделал несколько движений, Иван Варфоломеевич тихо вскрикнул и через некоторое время облегченно вздохнул.
— Вам трудно говорить? — спросил Петр Петрович. — Врача мы уже вызвали. И не беспокойтесь, плёнка с вашими записями у нас.
Сколько ни сдерживался Сынок, лицо его исказилось и дрогнуло в судороге.
— В них никто ничего не поймёт, — весело сказал Иван Варфоломеевич. — А главное — у меня в голове.
Сынок выругался на иностранном языке.
— Уведите его! — приказал Петр Петрович, сел на краешек дивана. — Спасибо вам, Иван Варфоломеевич, и вам, Гордей Васильевич, хотя вы, уважаемые товарищи ученые, и не всё делали правильно. Чуть-чуть лишка самодеятельности проявили.
— Вы знали, Петр Петрович, что он не мой сын?
— Да как вам сказать… У нас было мало сведений о майоре Серже фон Ллойде. Но иначе мы поступить не могли. Мы берегли ваше изобретение. Вот как примерно выглядел бы ваш Серёжа, если бы дожил до наших дней. Это удалось установить нашим специалистам по детскому снимку. — Петр Петрович протянул фотографию.
С неё смотрел молодой Иван Варфоломеевич.
— Полюбуйся, Гордеюшка… Простите, не обращайте внимания, я скоро… — По щекам Ивана Варфоломеевича текли слёзы. — Ведь сейчас мой, родной, настоящий… будет со мной всегда… — Он не сводил глаз с фотографии. — Зато я теперь представляю, что такое отцовское счастье…
Когда друзья остались вдвоём, Гордей Васильевич спросил:
— Тяжело тебе пришлось?
— Знаешь, я его нисколько не боялся даже тогда, когда он уже ничего не скрывал. Но, понимаешь ли, до самого последнего момента… всё ещё надеялся… А почему ты сразу стал подозревать, что это не мой сын?
— Не знаю. Но был твёрдо убежден.
Их беседа была прервана приездом врачей. Исследовали они Ивана Варфоломеевича довольно долго. Он терпеливо сносил всё, хотя несколько раз повторил:
— Нормально себя я чувствую… Вот отдохну немного…
Однако врачи были другого мнения: полежать не менее недели, если есть необходимость, сегодня же пришлют дежурить медсестру.
— Сегодня не надо, — сказал Гордей Васильевич, — я с ним побуду, а завтра вам позвоню.
После ухода врачей Иван Варфоломеевич сердито проговорил:
— Обычная врачебная перестраховка. У меня, например, зверский аппетит. Хочу жареной картошки с луком!
— Это я мигом организую. Только вот домой позвоню и Лапе. Кстати, а с ним что ты намерен делать?
— Поживём — увидим. Я уже дал задания сотрудникам произвести кой-какие расчеты и опыты. |