14 мая 1929 года. Е.А. Митруль — М.А. Булгакову:

«…Миша, радуйся! Удалось тихонько побеседовать с двумя людьми, которые встречались с нашим vise-a-vie и были с ним на «короткой ноге». Мои собеседники боятся всего, и потому я пообещала им подлинную конфиденциальность.

Они входили в состав депутации от городской Думы, которая обратилась к Нему лично с просьбой «заключить гражданскую жизнь города в надлежащее русло». Это было сделано очень быстро. В Николаеве везде появились патрули, которые сделали жизнь людей безопасной. Прекратились ночные погромы и грабежи, открылось временное отделение Русско-азиатского банка. Многим вернули конфискованные дома и квартиры. Из общих впечатлений моим собеседникам запомнилась массовая принудительная мобилизация в армию. Прямо под Новый год забрали всех мужчин для службы в специальном ополченческом батальоне. Некоторые пытались спрятаться, их ловили и расстреливали. Одного стряпчего нотариальной конторы — отца двоих детей — застрелили как дезертира на глазах всей семьи прямо во дворе его дома.

Комендант города распорядился поставить часовых у входа в городской аквариум и выделить средства на содержание зверей и птиц…

Интересующуюся вас личность описывают примерно так: худой, высокий и тёмноволосый человек. Тонкие черты лица, говорит тихо и без эмоций. Команды «расстрелять» и «подавать ужин» отдаются в одной эмоциональной тональности. Внешне бесстрастен, подчиняет этические понятия «справедливость», «добро» и «честность» сиюминутной военной целесообразности».

4

Как вспоминала вторая жена Булгакова — Любовь Евгеньевна Белозёрская, пьеса «Бег» была написана на большом подъёме, «которую совершенно произвольно наши литературоведы называют продолжением «Дней Турбинных». Сам Михаил Афанасьевич никогда не рассматривал её как продолжение «Дней Турбинных». Хотя пьеса была посвящена основным исполнителям «Турбинных» и ему мечталось увидеть их на сцене в «Беге», всё же драматургическое звучание этой вещи иное, камертон дан на иной отправной ноте. Хватка драматурга окрепла, диапазон расширился, и его изобразительная палитра расцвела новыми красками. В «Днях Турбинных», показано начало белого движения, в «Беге» — конец. Таким образом, вторая пьеса продолжает первую только во времени. Впрочем, в мою задачу не входит полемика с теми, кто думает иначе. «Бег» — моя любимая пьеса, и я считаю её пьесой необыкновенной силы, самой значительной и интересной из всех драматургических произведений писателя Булгакова.

К сожалению, я сейчас не вспомню, какими военными источниками, кроме воспоминаний генерала Слащёва (Слащёв А.Я. Крым в 1920 году. Отрывки из воспоминаний с предисловием Д. Фурманова, М. — Л: Госполитиздат, 1924), пользовался М.А., работая над «Бегом». Помню, что на одной карте были изображены все военные передвижения красных и белых войск и показаны, как это и полагается на военных картах, мельчайшие населённые пункты.

Карту мы раскладывали и, сверяя её с текстом книги, прочерчивали путь наступления красных и отступления белых, поэтому в пьесе так много подлинных названий, связанных с историческими боями и передвижениями войск: Перекоп, Сиваш, Чонгар, Курчулан, Алманайка, Бабий Гай, Арабатская стрелка, Таганаш, Юшунь, Керман-Кемальчи…»

«Чтобы надышаться атмосферой Константинополя, в котором я прожила несколько месяцев, М.А. просил меня рассказывать о городе. Я рассказывала, а он как художник брал только самые яркие пятна, нужные ему для сценического изображения.

Крики, суета, интернациональная толпа большого восточного города показаны им выразительно и правдиво (напомню, что Константинополь в то время был в ведении представителей Франции, Англии, Италии.