Борьба Слащёва с врангелевским окружением и непосредственно с бароном вносила раскол в побеждённую, но не сломленную до конца Белую армию, что полностью соответствовало интересам ВЧК и Разведупра РККА в Константинополе. Поэтому, не отказываясь от работы с другими генералами и офицерами, советские спецслужбы сосредоточили свои усилия (по крайней мере, с февраля 1921 года) на Слащёве и разделявших его взгляды офицерах.
Было признано необходимым послать в Турцию ответственного сотрудника с поручением установить непосредственные контакты с генералом, а вернее с генералами, поскольку в группу Слащёва входил и бывший помощник военного министра Крымского правительства, председатель Татарского комитета в Турции генерал А.С. Мильковский.
Уполномоченным ВЧК стал Я.П. Тененбаум. Его кандидатуру предложил будущий заместитель председателя ВЧК И.С. Уншлихт — они вместе работали на Западном фронте, где Тененбаум под руководством Уншлихта занимался разложением польской армии и весьма преуспел в этом. Кроме того, Тененбаум обладал богатым опытом подпольной работы, хорошо знал французский язык, что в Константинополе могло пригодиться, с учётом активности французской контрразведки. Перед выездом Ельского (под таким псевдонимом отправлялся в Константинополь Тененбаум) его лично инструктировали И.С. Уншлихт и председатель РВСР Л.Д. Троцкий».
В «Записках старого чекиста», автором которых был Фёдор Тимофеевич Фомин, можно найти и некоторые дополнительные детали той непростой операции:
«В мае 1921 года я был переведён в Симферополь. Один из приятелей Слащёва, проживавший в Симферополе, получил из Константинополя письмо от известного эсера Фёдора Баткина. Это письмо попало к нам в руки. В нём говорилось, что Слащёв выражает желание вернуться на родину, чтобы отдать себя в руки Советского правительства.
Письмо это я направил в Харьков начальнику особого отдела ВЧК Южного фронта. А он поехал с ним к председателю ВЧК Ф.Э. Дзержинскому. Возник вопрос: стоит ли начинать переговоры с генералом Слащёвым о его возвращении в Советскую Россию? Местные работники высказались отрицательно. Но в Москве сочли нужным начать переговоры со Слащёвым.
Феликс Эдмундович отлично знал, какие «лавры» стяжал себе генерал Слащёв. Неслыханными жестокостями, кровавыми расправами над лучшими сынами нашей родины прославил себя этот белогвардеец. Но интересы государства требовали дальновидной политики: возвращение генерала Слащёва в Советскую Россию даст возможность использовать его самого в целях разложения эмиграции. Да и сам факт его возвращения в Россию имел бы определённое политическое значение.
Вскоре в Крым приехал из Харькова особоуполномоченный ВЧК с письмом, в котором было сказано: «По распоряжению председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского к вам направляется в Крым товарищ для ведения переговоров с генералом Слащёвым, находящимся в Константинополе. Вся работа особоуполномоченного должна проходить под вашим контролем. Прошу оказывать ему помощь».
Нам стало известно, что генерал Слащёв с женой и ребёнком проживает в Стамбуле. Средств к жизни не имеет. Занимает старую маленькую хибарку, почти без всякой обстановки. (…)
Очень скоро мы смогли убедиться, что Слащёв действительно разочаровался в политике контрреволюционных организаций, продолжавших антисоветскую деятельность за границей. С пристальным вниманием он следил за событиями в Советской России и горячо говорил о своём желании получить прощение у Советского правительства, чтобы иметь возможность честной службой искупить свою вину перед народом.
Феликс Эдмундович просил нас регулярно и подробнейшим образом сообщать ему о переговорах со Слащёвым, и все дальнейшие указания по этому вопросу мы получали от Ф.Э. Дзержинского. Он поручил передать Слащёву, что Советское правительство разрешает ему вернуться на родину и обещает обеспечить работой по специальности (Слащёв ещё до мировой войны занимался преподавательской деятельностью в высшем военном учебном заведении)». |