Изменить размер шрифта - +
Шли дни — долгие, пустые и мрачные. Никогда еще он не чувствовал себя таким ненужным, опустошенным. Работать он не мог. Никакой помощи Ридану, кроме дежурств около Анны, когда он сменял Наташу или самого профессора, не требовалось. Он пробовал читать. Добросовестно прочитывал страницу и убеждался, что не может даже вспомнить, о чем там говорилось…

Иногда он начинал думать о самом себе, о своем поведении и не мог понять, что с ним происходит. Почему он не в состоянии был заняться ничем, что не относилось к Анне? Почему могла Наташа, сидя тут же, работать над своими учебниками, что‑то решать, усваивать, или читать, или шить? Почему тетя Паша взвалила на себя все заботы о семье и выполняла их, ничего не забывая, всегда точно, всегда вовремя? Лишь несколько минут, ежедневно убирая комнату, она позволяла себе молча постоять около Анны, подперев рукой подбородок, внимательно глядя в ее лицо, все еще скованное мертвым покоем… Николай замечал иногда, как скатывались слезы, прячась в морщинах широких щек тети Паши…

«Видно, действительно, что‑то неладно у меня с нервами, прав профессор, — заключал Николай. — Или натура такая дурацкая…»

 

* * *

 

Утро десятого дня занималось мутной полосой туч на востоке. Серый рассвет подходил медленно и поздно. Барометр падал.

Ридан отправил Наташу спать и остался один с Анной. Сегодня ночью в ее организме происходил какой‑то бурный процесс возбуждения. Одиночные вздрагивания, подергивания отдельных мышц стали вдруг более интенсивными и охватили почти все тело. Мускулы как бы трепетали от желания свободно двигаться. Это продолжалось полтора часа. Потом сразу прекратилось всякое движение. И опять Анна лежала в неподвижном, глубоком сне, казалось, более глубоком, чем раньше…

Ридан сидел около нее и старался понять, что произошло. Был ли пройден какой‑то этап на пути к восстановлению деятельности мозга или, наоборот, вспышка возбуждения подобного агонии, — и путь назад, к смерти…

К десяти часам утра тучи простерлись над столицей, сверкнули первые стрелы молний, в саду зашумели истомленные пылью деревья, приветствуя желанную грозу. Хлынул ливень, наполненный блеском, громом и ветром.

Хмурый, обросший, Ридан вдруг оторвался от тревожных мыслей, выпрямился, подошел к окну и настежь распахнул его. Острый аромат грозы ворвался в операционную.

С сухим треском грянул тяжелый громовой залп, и золотом осветилась струистая завеса дождя.

Ридан снова подошел к Анне.

Он увидел… Может быть, это опять показалось ему: в последнее время утомленные глаза так часто его обманывали… Нет, он увидел, он услышал глубокий вздох, впервые нарушивший слишком правильный ритм слишком спокойного дыхания. Потом дрогнули губы, слегка раскрылись…

 

Николай проснулся от телефонного звонка и, еще не очнувшись, схватил трубку.

— Сюда! И Нату тоже! — торжествующе прозвенела мембрана. Николай понял. Одеваясь на ходу, он влетел в операционную.

Наташа, босая, в халатике, догнала его у порога. Ридан, не говоря ни слова, отошел в сторону, как бы уступая им место у стола. Они склонились над Анной, тревожно всматриваясь в ее лицо, губы, только что сомкнутые влажные ресницы…

— Аня, — тихо, но уверенно произнесла Наташа.

Вдруг сразу приоткрылись веки, чуть поднялись брови. Анна посмотрела, перевела взгляд на Николая, снова устало закрыла глаза.

— Коля… — едва слышно прошептала она.

Вне себя от счастья, забыв все на свете, Николай прильнул к ее щеке первым горячим поцелуем.

Наташа испугалась этого движения — может быть, нельзя? — и, взяв его голову обеими руками, ласково отстранила его. Они оглянулись. Ридана в комнате не было. Николай выбежал в соседнюю, «свинцовую» лабораторию.

Быстрый переход