Я уже несколько раз просматривал записи Гросса с точки зрения возможности восстановить по ним конструкцию ионизатора. Думаю, что это под силу только очень изобретательному и много знающему инженеру. Но, вероятно, и такие люди работают в лабораториях военного ведомства.
Время идет. Они молчат, тщетно стараясь найти хоть какой‑нибудь ответ на вопрос: что делать?
— Странно, что нас до сих пор не трогают, — рассуждает Мюленберг. — Но так или иначе, из нас постараются выжать все, что можно. Я буду вести себя сообразно обстоятельствам, тут трудно что‑нибудь наметить заранее. Очевидно, мне придется последовать примеру Гросса и «отказаться»… с теми же последствиями. Вас, конечно, привлекут к работе. Положение будет сложное, Ганс, но вы, вероятно, будете на свободе. Это выгодно. У вас, я ведь знаю, есть друзья. Соображайте сами. Они могут помочь, но имейте в виду, что и за предателями дело не станет. Во всяком случае, помните основное: наш долг сделать все возможное, чтобы вырвать обратно идею Гросса и… уничтожить ее. Иначе, Ганс, неисчислимые бедствия грозят миру.
Несколько секунд они понимающе смотрят друг на друга…
* * *
Вечером, как и предполагал Мюленберг, его вызвали в Управление.
Какой‑то незнакомый человек встретил Мюленберга в коридоре третьего этажа.
— Господин Мюленберг? — спросил он.
— Да, — тяжело дыша, ответил инженер.
— Пожалуйте, я провожу вас.
Вейнтрауб был сух и холоден. Чувствовалось, что он считает «обработку» Мюленберга делом элементарно простым.
— Садитесь, господин Мюленберг, — пригласил он. — Вы, верно, догадываетесь о цели нашего свидания?
— Надо полагать, что вы считаете необходимым сообщить мне о судьбе моего друга, доктора Гросса, а также объяснить, что означает этот дикий налет на лабораторию.
Вейнтрауб снисходительно улыбнулся, опустив глаза. Он не ожидал наступления.
— Я сам хотел бы услышать от вас, чем объясняется поведение доктора Гросса. Он отказался подписать договор. Он показал себя упорным врагом нации…
— И?.. Я спрашиваю о его судьбе.
— Враги нации у нас не гуляют на свободе, господин Мюленберг, вы это должны знать.
— Так. А почему он отказался подписать договор?
— Вероятно потому же, почему вы решили изъять самую существенную часть ионизатора.
— Которую вы и думали найти в лаборатории, когда там не было хозяев? — подхватил Мюленберг, чтобы не терять позиции в разговоре.
Гримаса раздражения прошла по лицу Вейнтрауба.
— Давайте прекратим эту бессмысленную игру, господин Мюленберг. Будем говорить откровенно. Право, вы сейчас не в таком хорошем положении, чтобы стоило нападать на нас.
— Не сомневаюсь, — вставил Мюленберг.
— Ну вот. И положение это еще более ухудшится, если вы будете продолжать стоять на позиции Гросса. С другой стороны, ваше положение может резко измениться к лучшему…
Мюленберг молчал.
— Условия, которые мы предлагали Гроссу, остаются в силе. Нам нужно усовершенствовать машину, как предполагал Гросс. Вы могли бы руководить этой работой в наших электротехнических лабораториях…
— Военных?
— Конечно.
— Благодарю за откровенность! Отвечу тем же. Скажите, господин Вейнтрауб, вы имеете какое‑нибудь представление о таких вещах, как честь, долг? Открытие Гросса принадлежит Гроссу. Я был его другом и помощником в течение десяти лет. Гросс доверял мне. Теперь он отказался передать вам свое открытие. Вы хотите заплатить мне, чтобы я выдал вам его тайну? На языке честных людей это называется предательством и подлостью!
— Все это так, господин Мюленберг. |