Не желая ее огорчать, он стал очень осторожно подбирать слова:

— Твоя идея кажется мне осмысленной, но боюсь, что она оставляет незатронутыми несколько вопросов. Гея постоянно вмешивается в ход своих эмуляций. Об этом говорят амулеты. Когда события слишком отклоняются от задуманного, она изменяет условия. — А в конце концов и вовсе все отключает, подумал он, но вслух этих слов не произнес. — Зачем она проводит эксперименты? Лоринда вздрогнула:

— Чтобы… чтобы изучить наше странное племя? Он кивнул:

— Да, так мне и кажется. Ни ей, ни даже всему галактическому мозгу не под силу подсчитать по отправным условиям, чем закончится развитие какой-либо ситуации, в которой участвуют люди. Поведение человека хаотично. Однако и в хаотических системах присутствуют структурные элементы, сдержки, противовесы. Просмотрев огромный объем вариантов, можно обнаружить несколько глобальных законов и выяснить, какие направления лучше, какие хуже. — Он поболтал остатком портвейна в бокале. — Но с какой целью? Во внешней Вселенной больше не осталось людей. Их нет уже… сколько бишь миллионов лет? Нет, если только Геей в самом деле не движет простое любопытство, я понятия не имею, чего она хочет.

— И я. — Лоринда допила вино. — Знаете, я вдруг стала очень быстро уставать.

— Я тоже. Может, пойдем поспим до вечера? А потом закажем на ужин что-нибудь особенное, и в голове у нас прояснится.

Она на миг коснулась его руки:

— До вечера, мой милый друг.

Ночь была юная и нежная. Над садом светила полная луна. Вино улучшило их настроение, тоска отступила. Гравий на дорожке ритмично похрустывал под ногами — Кристиан и Лоринда танцевали, вместе напевая мелодию вальса. Потом, смеясь, сели у пруда, залитого светом. Рядом лежала гитара — Кристиан успел на миг надеть амулет и отдать ему нужную команду. Теперь он взял инструмент в руки. Никогда не видел он ничего прекраснее, чем лицо Лоринды в лунном сиянии. Он спел ей песню, которую сочинил давным-давно, когда был смертным человеком.

Задавайте ритм, танцоры: Лета возвестим приход! «Жизнь ценней, чем злата горы: Трать легко и без разбору», — Скрипка весело поет.

Срок весенний быстротечен, Год промчится день за днем. Пусть закон бесчеловечен, Краткий миг увековечен В танце буйном и шальном.

Нам ли ждать в смиренье кротком? Наш удел — веселый пляс. Сбрось тяжелые колодки, Поцелуй меня, красотка! Струны и ветра — за нас!¹

Потом она вдруг оказалась в его объятиях.

8

Там, где холмы над рекой были выше всего, на крутом склоне, деревья росли негусто. Калава направил шлюпку к берегу. Рабы, сидевшие на веслах, закряхтели от двойной нагрузки. Пот ручьями стекал по их тугим, обтянутым кожей мускулам: в этот день солнце пылало в небе, лишь наполовину затянутом облаками. Вот днище шкрябнуло о песчаную отмель.

Калава велел двум матросам оставаться стеречь лодку и гребцов, а сам с четырьмя другими и Ильянди спрыгнул на мелководье, выбрался на сухое место и стал карабкаться вверх по склону.

Лезть пришлось долго, но зато с гребня открывался такой вид, что у Ильянди пресеклось дыхание, а кто-то из моряков восхищенно выругался. С северной стороны земля уходила из-под ног еще обрывистее, так что они смотрели сверху на кроны деревьев, что росли у подножия гряды. Вдаль тянулась равнина, покрытая где зеленым, где бурым. Ее пересекала река — вода блестела, как обнаженный клинок, — текшая от дальних холмов, едва видимых в дымке, и иззубренной стены гор за ними. В вышине парили два мечекрыла — стерегли добычу. Могучие облака были пронизаны лучами света, и оттого в их белизне шевелились тени.