— Вражеские разведчики настигли меня, — сказал Брэннок. — Иди.

Калава соскочил на землю, но тут помедлил, положив ладонь на рукоять меча:

— Могу ли я сражаться рядом с тобой?

— Нет. Твоя служба — нести мое слово. Ступай скорее. Укрывай свой след, как только сумеешь. И да пребудут с тобой твои боги.

— Господин мой!

Калава скрылся в кустарнике. Брэннок остался один. Его человеческая составляющая слилась с остальным сознанием, и вот он был уже всецело живой машиной — логичной и беспристрастной, за исключением лишь чувства долга по отношению к Страннику, Альфе и вселенскому разуму. Здесь достаточно удобно обороняться, подумал он. Спину прикрывала стена ущелья, под ногами имелось достаточно камней, пригодных для метания, а вокруг — значительное количество сучьев, чтобы наломать из них дубинок и копий. Прежде чем взять его в плен, преследователям придется затратить большое количество ресурсов. Конечно, они могут предпочесть уничтожить его при помощи энергетического луча, но это представлялось маловероятным. С точки зрения Геи, предпочтительнее захватить Брэннока и изменить его воспоминания, чтобы, вернувшись, он представил Страннику отчет о путешествии, не отмеченном какими-либо эксцессами или важными открытиями.

Сомнительно, чтобы первые же ее агенты могли вскрыть его память. Это потребовало бы возможностей, никогда прежде не требовавшихся Гее. Даже на поспешное изготовление устройства, пытавшегося взять его под контроль во время полета, ушли экстраординарные усилия. Сейчас же Гея была еще больше ограничена в своем потенциале. Приказ воспроизвести и применить аналогичный аппарат в силу своей простоты мог бы не попасть в сферу внимания Странника. Но разработка и ввод в действие опрашивающего механизма, необходимого для операций над памятью, представляли собой значительно более сложные процессы, не говоря уже о том, как затруднительно было бы скрыть доставку полученной информации.

Предполагать неведение Геи относительно того, что он взял с собой Калаву, Брэннок не смел. Скорее всего о том, что он жив, ее известил один из агентов, обследовавших шлюпку. Но речь испуганных матросов была бессвязна и практически лишена смысла. Ильянди, та интеллектуально развитая женщина, всеми силами постаралась не дать им говорить о чем-либо ценном. У наблюдателей должно было создаться впечатление, будто Брэннок собирался лишь получить от Калавы данные о его народе, после чего отпустить капитана к его людям, а самому продолжить движение к Дому Мысли.

При любом варианте выследить Калаву оказалось бы непросто. Он был не машиной, а животным — одним из бессчетного множества животных, и притом самым хитрым из них. Позволить себе прочесывать местность Гея не могла. Вероятно, она посвятила бы поискам незначительную часть своих сил и внимания, но не относилась бы к Калаве слишком серьезно. Зачем ей?

А зачем Брэнноку? Всего лишь ради крохотной надежды.

Он приготовился к бою. И пока ждал нападения, дух его витал по ту сторону облаков, среди миллионов звезд, ведомых его большему «я».

10

В комнате было тепло. Пахло любовью и розами — Лоринда поставила в вазу большой букет. Вечерний свет сочился сквозь кружевные занавеси на просторную кровать с пологом.

Лоринда придвинулась поближе к Кристиану, который лежал так, что занимал обе подушки. Она положила ему руку на грудь, он обхватил ее за плечи.

— Не хочу, чтобы это кончалось, — прошептала она.

— Я тоже, — сказал Кристиан, уткнувшись лицом ей в душистые волосы. — С чего мне хотеть?

— Я имею в виду… то, что мы… то, чем мы стали друг для друга…

— Я понял. Лоринда сглотнула:

— Прости.