— Не нужно болтать, — сказал он. — Вы Бурбоны, и слава Богу! Я докажу, что я у вас за старшего.

— А мы, — ответил Конде, — мы вам покажем, чего стоят младшие!

Всем известен результат битвы. Победа была полной, оба Жуайёза убиты. Вечером пировали в замке Кутра. Тела обоих Жуайёзов были выставлены, обнаженные, в нижнем зале. Кто-то осмелился пошутить над двумя бравыми дворянами, которые предпочли смерть бегству.

— Тихо, господа, — сказал Генрих сурово, — их обязаны оплакать даже победители.

Затем, как и всегда в подобных случаях, особенно когда бывал в настроении, он показал себя истинным гасконцем. «Сир, сеньор и брат, — писал он Генриху III, — благодарите Бога, я разбил Ваших врагов и Вашу армию».

И что же, вы думаете, стал делать Генрих IV, выиграв баталию? Воспользовался успехом, присоединился к армии протестантов, которая поднялась в Германии, союз с которой обеспечила ему Коризанда? Именно это настойчиво советовали ему д'Обинье, Сюлли и Морней. Но он не слушал их советов. Он захватывает знамена, собранные на поле битвы, отправляется к графине де Гиш, устраивает ложе из знамен, на котором и засыпает с ней в обнимку.

А в это время Генрих Гиз уничтожает его германскую армию. Правда, год спустя Генрих III в благодарность за эту услугу приказывает убить в Блуа герцога Гиза и кардинала Лоррена.

Ничего удивительного в том, что Генрих Наваррский думал о любовнице в минуты победы. Вы увидите, что об этом он думал и на пороге смерти.

В январе 1589 года герцог Невер осадил Гарнаш, маленький городок в нижнем Пуату. Генрих прискакал снимать осаду. Он соскочил с лошади разгоряченный, а холод был страшный, простудился и заболел. Заболел девятого, а тринадцатого уже думал, что умирает. Пятнадцатого он писал графине де Гиш:

«Не дошла ли до Вас весть о моей болезни? Я выбираюсь, слава Богу. Вы услышите обо мне такие же добрые вести, как в Ниоре. Разумеется, я видел, как разверзлись небеса, но, очевидно, я недостаточно хорош, чтобы туда войти. Господь, видимо, решил еще мною попользоваться. Дважды по двадцать четыре часа я лежал, будто завернутый в саван. О, какую жалость я бы вызвал у Вас! Если бы мой кризис продлился на два часа дольше, я стал бы прекрасной пищей для червей. Только что до меня дошли вести из Блуа. Из Парижа вышли две тысячи пятьсот человек, ведомые Сен-Полем, на помощь Орлеану. Отряды короля изрубили их в куски, и надо думать, что Орлеан будет взят через дюжину дней. Кончаю, потому что чувствую себя плохо. Привет, моя душа!»

К несчастью для графини де Гиш, чуть выздоровев, король Наварры встретил мадам де Гершевиль и влюбился.

Красавица Коризанда заметила, что сердце короля охладело к ней. Он внезапно как бы забыл о ней. Она посылает к нему маркиза де Парабера, своего кузена, выяснить, что означает его молчание. Генрих со всегдашним благодушием покаялся в новой любви, признал свои грехи и отказался их исправить, спеша добавить, впрочем, что, если его уважение и дружба могут успокоить графиню де Гиш, у нее не будет причин жаловаться на него.

Графиня де Гиш прекрасно знала Генриха. Она знала, что, если подобные слова сказаны, возврата не будет. Она смирилась, приняла уважение и дружбу, которые предлагал ей наваррский король. Уважение и дружбу он питал к ней всю свою жизнь.

Но случилась с Генрихом новая неприятность с новой любовью. Неверный любовник графини де Гиш встретил в мадам де Гершевиль тот же отпор, с которым столкнулся пятнадцать лет назад при встрече с мадемуазель де Тиньонвиль.

Генрих опять предложил свою руку, как может сделать в наши дни студент, намереваясь соблазнить гризетку. Но маркиза ответила ему, что, будучи вдовой простого дворянина, она ни в коем случае не имеет права претендовать на подобную честь.