— Нет, — отвечала она, — у меня нет страха перед портретом, у меня страх за казну.

Габриель поддерживало то, что для такого человека, как Генрих IV, — все чувствовали это — подходила только французская королева.

Противником же ее был человек, у которого трудно было добиться сочувствия. Это был Сюлли. Генрих IV не предпринимал ничего без согласия Сюлли. Д'Эстре совершили большую ошибку, настроив против себя злопамятного финансиста.

Сюлли хотел быть начальником артиллерии, а д'Эстре отвоевали этот высокий пост для себя.

Этот великий астролог в делах житейских видел своим расчетливым взглядом, что Габриель не добьется своего, если даже за нее и король.

Что значит король в таких делах?

Он может отдать за нее все свое тело, только не свою руку.

И вдруг не осталось ни су. Сюлли только начал великую реставрацию финансов, которая через десять лет вместо дефицита в 25 миллионов даст превышение бюджета в тридцать. Итальянка была богата. Сюлли, прежде всего финансист, был за итальянку.

Генрих IV всегда имел при себе двух людей, которые пользовались полным его доверием, — Ла Варенн, бывший капеллан, и Замет, бывший сапожник. Оба были весьма странные типы, король об этом знал, но не мог обойтись без них, так же как и без любовниц.

Мы займемся теперь Заметом.

Обрисовав ситуацию, перейдем к драме.

Глава VI

Приехав в Париж, неизвестно почему, вместо того чтобы остановиться у себя, — великие катастрофы хранят свои тайны — Габриель остановилась у Себастьяна Замета. Дом его находился под Бастилией, как раз на том месте, где теперь улица Вишневого сада. Вишневый сад, фруктовый сад наших древних королей, составлял тогда часть сада Замета.

Рассказывая об интимной жизни короля, как мы могли не упомянуть об этом щедром друге? Мы сами теряемся в догадках.

Себастьян Замет, отец маршала королевских войск и епископа Лангра, при Генрихе III был сапожником. Ему единственному удалось удобно обуть изящную ножку его величества. Родился он в Люке. Его веселый характер и флорентийские шутки открыли ему путь к Генриху IV. Он был тем, что в Париже тогда называли «сторонник», некогда в Иерусалиме звали «фарисеем» и что теперь во всех странах зовется «ростовщик».

При подписании свадебного контракта одной из его дочерей растерянный нотариус спросил, как он хотел бы именоваться в этом документе. Замет ответил:

— Поставьте «сеньор семнадцати сотен тысяч экю».

Как мы уже говорили, король его любил, часто ходил к нему ужинать со своими друзьями и любовницами и звал его просто Бастьян.

Габриель, вместо того чтобы остановиться в своем отеле, где ее ждали, остановилась у Себастьяна Замета.

Сюлли сам рассказывает, что, когда он пошел туда повидать ее, она была очень приветлива с ним. Тогда он послал к ней свою жену. Это испортило все. Габриель, желая быть любезной, сказала мадам де Сюлли, что она может рассчитывать на ее дружбу и что Габриель всегда примет ее во время своего утреннего туалета или отхода ко сну.

Эти замашки королевы выбили мадам де Сюлли из колеи. Она вернулась в замок Росни разъяренная, но Сюлли успокоил ее, сказав:

— Не волнуйтесь, моя крошка, дела не зайдут так далеко.

Замет казался очарованным огромной честью, которую оказала ему Габриель. Он приказал подать самый изысканный обед и лично наблюдал за приготовлением блюд, которые, по его наблюдениям, особенно нравились герцогине.

Она причастилась утром, в четверг Святой недели.

Любительница поесть, довольная тем, что исполнила докучную обязанность, Габриель, несмотря на беременность, ела вдоволь. После полудня герцогиня отправилась слушать музыку в церковь Пти-Сент-Антуан.