Просто сейчас ему трудно пережить внезапное, ни на чем не основанное покушение. Хотя так ли уж ни на чем не основанное? Сам Валентин не помнит, с кем у него были серьезные трения. А родственники? Интересно, что они о нем знают?
– У вас есть мать? – начал Щукин.
– Есть.
– Она с вами живет?
– У нее своя квартира, – продолжая писать, отвечал Валентин. – Две хозяйки на кухне – это атомная война, не согласны?
– Полностью согласен. А где она живет?
– На улице Каховского.
– Вы ей говорили о покушении на вас?
– Нет, что вы! Она же перепугается до смерти.
– И отец у вас есть?
– Нет. Отца я плохо помню. Он погиб.
– А что с ним произошло?
– Его застрелили, когда я был маленьким.
– При каких обстоятельствах?
– Не знаю. Мама не любит об этом рассказывать, а я лишний раз стараюсь не тревожить ее. Она не вышла второй раз замуж, так любила отца. Зачем бередить старое?
– Верно, – согласился Щукин и вернулся на свое место. – Ну, а бабушки с дедушками живы?
– Родители мамы не так давно умерли, а мать отца жива и здорова, ей семьдесят девять, отлично выглядит, все делает сама. Деда я вообще не знал, его… тоже убили. – Валентин поднял глаза на Щукина и горько усмехнулся: – Прямо напасть на нашу семью.
Архип Лукич невесело подумал: «Значит, это у них семейное – превращаться в мишень по чужой воле».
– Такое иногда встречается, – заверил его Щукин, а то, чего доброго, парень совсем свихнется и побежит к гадалкам, а те будут рады стараться, наплетут вагон небылиц, дабы выманить побольше денег. – Я в фатальность не верю, но был не раз свидетелем случайных совпадений, примерно как ваш случай. Остается признать, что фатальность все же существует. Но вы не отчаивайтесь. Написали?
– Не всех.
Валентин продолжил строчить, а Щукин задал очередной вопрос:
– С родственниками жены у вас хорошие отношения?
– Нормальные. Сначала они не очень приняли меня… ну, теща и тесть. Я же вроде как рабочий, хотя и окончил институт, строительный. Теща и тесть считают, что в рабочей среде одни пьяницы и лодыри. Потом ничего, смирились. С братом Музы я не очень контачу, а с сестрой подружился с самого начала.
– Вашу жену зовут Муза? – изумился Щукин.
– Да, – наконец улыбнулся Валентин. – Это тесть дал ей такое имя. Она младшая и поздний ребенок, с ее рождением он почувствовал себя молодым и ощутил жажду жить, как он говорит, поэтому и назвал дочь Музой. Мне нравится – необычное имя. Да и вообще жена у меня необычная: всегда у нее есть какие-то идеи, она очень энергичная, за что ни берется, все у нее получается, отличная хозяйка…
– Ревнивая?
– А как же! – протянул он довольным тоном. Видимо, Самойлов и его Муза относятся к ревности играючи, а ведь это чувство заводит некоторых ой как далеко. – И я ревнивый. Правда, она пока повода не давала, а там… посмотрим. Все, написал.
– Вы благополучный человек, – беря лист, сказал Щукин.
– Раз в меня стреляли, то не совсем.
Попрощавшись, Валентин вышел в коридор, Муза подскочила на стуле:
– Что он говорил?
– Не здесь, – шепнул Валентин и побрел к выходу.
Муза сначала шла за ним, а потом отстала и вихрем влетела в кабинет Щукина, который немало удивился нежданному явлению. Он не успел рта раскрыть, как Муза очутилась у его стола и заговорщицки зашептала, опершись руками о стол:
– Извините, пожалуйста, что отвлекаю вас, но… Поймите меня правильно, в моего мужа стреляли, я хочу знать, кто это сделал. |