— Слишком разборчива?

— По-видимому, так, ваша светлость, — Крейвен поморщился. — Других причин просто быть не может.

— Продолжим внизу, — сказал Максимус, открывая дверь спальни.

— Да, ваша светлость, — кивнул Крейвен и зажег свечу от камина.

За дверью спальни находился коридор, а слева от него протянулась широкая лестница, ведущая в общие помещения Уэйкфилд-Хауса.

Максимус свернул направо, и Крейвен поспешил последовать за ним по проходу, который вел к лестнице для слуг и тем комнатам, где редко бывал кто-либо, кроме самого хозяина Дома. Открыв дверь, отделанную так, чтобы она не отличалась от деревянных панелей в коридоре, Максимус пошел вниз, стуча башмаками по непокрытой ковром лестнице. Миновав кухню, он продолжил спускаться по ступенькам, неожиданно закончившимся перед обычной деревянной дверью. Достав из жилетного кармана ключ, герцог отпер дверь. За ней находился еще ряд ступенек, но они были каменными и такими древними, что на них образовались углубления, протоптанные ногами давно уже умерших людей.

Пока герцог спускался по ступенькам, Крейвен зажигал свечи, вставленные в держатели на каменных стенах.

Минуту спустя, чуть пригнувшись, Максимус прошел через каменную арку в небольшую комнату с мощеным полом. Мерцающий свет свечи позади него освещал древние каменные стены, на которых кое-где были нацарапаны рисунки — какие-то символические знаки и изображения людей, — сделанные, очевидно, еще в дохристианскую эпоху. Прямо перед ним находилась еще одна дверь — из почерневшего от времени дерева. Максимус отпер ее и распахнул.

За дверью располагался обширный подвал с неожиданно высоким потолком, образовывавшим свод, а вдоль этого «зала» стояли массивные колонны с капителями, украшенными грубо высеченными фигурами. Отец и дед Максимуса использовали подвал как винный погреб, но это помещение, судя по всему, изначально являлось местом поклонения какому-то древнему языческому божеству.

Тут Крейвен закрыл дверь, и Максимус начал снимать жилет. Казалось пустой тратой времени каждое утро одеваться, а потом, через пять минут, снова раздеваться, но герцог давно уже привык поступать именно так.

Крейвен кашлянул, и Максимус, не оборачиваясь, буркнул:

— Продолжайте.

Теперь он стоял в одном белье и смотрел вверх — на ряд металлических колец, вделанных в каменный потолок.

Камердинер же, снова откашлявшись, проговорил:

— Леди Пенелопу считают одной из самых знаменитых лондонских красавиц, и она действительно очень хороша собой.

Подпрыгнув, Максимус обхватил руками колонну, просунул пальцы ног в трещину, затем ухватился за небольшой выступ, находившийся, как он знал, у него над головой, после чего, кряхтя, потянулся к ближайшему металлическому кольцу в потолке. Однако дотянуться до него было не так-то просто.

— Только в прошлом году за ней ухаживали, по меньшей мере, два графа и один иностранный князек, — продолжал Крейвен.

— Она девственница? — Вытянув руку, Максимус оттолкнулся от колонны и, наконец, ухватился за кольцо одной рукой. Он почувствовал, как напряглись мускулы на плечах, когда всем своим весом качнулся в сторону следующего кольца, а потом дальше — к следующему.

— Несомненно, ваша светлость, — говорил внизу Крейвен, пока герцог перемещался с кольца на кольцо, туда и обратно по подземной комнате.