Ала ад-Дин взял старый светильник, пошел во двор и давай тереть. Вдруг из лампы повалил дым и появился страшный джинн. И сказал: «О мой господин, что ты хочешь? Я раб лампы и сделаю все, что хочет мой господин, владелец лампы». – «Есть хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И джинн принес ему серебряный столик, уставленный кушаньями. Сладкий шербет в кувшине, сладкий кунафа в миске и прочие яства.

Мой цветочек, ты точно не хочешь кушать? А? О! Моя девочка уже заснула! Да будет твой сон, по воле Аллаха великого, чист и спокоен, цветочек моего сада!

Наутро Жаккетта сделала то, что делали до нее сотни людей, простых душой, и сделают еще тысячи после нее.

Она нашла в чулане госпожи Фатимы старую запыленную лампу и принялась усиленно ее тереть. «Попрошу джинна, пусть разыщет госпожу Жанну и отнесет нас домой! – думала она. – А потом пусть идет на все четыре стороны!» Светильник блистал со всех боков, но джинн не появился. «Э-э, джинн-то мусульманский! – сообразила добрая христианка Жаккетта. – Вот он и засел намертво!» Она перевернула лампу вверх дном и принялась трясти. Джинн не вываливался. «У-у, зараза! – обиделась Жаккетта. – Так нечестно! Он не должен смотреть, католичка я или мусульманка! Опять все только для своих!» Отшвырнув с расстройства лампу в угол, она пошла на кухню заесть горе.

Жанна думала над предложением слуги три ночи. Хотя, казалось бы, что тут думать?

Кто же еще сможет помочь, как не они? Другая возможность может и не представиться. Но… Ах это но…

Тринитарии свяжутся с госпожой Бибигюль. Хорошо, предположим, она назначит цену выкупа. За «французскую принцессу» цена будет просто громадная, это уж точно. Где брать деньги? Даже если они доберутся до мадам Изабеллы (тринитарии ведь посредники, свои деньги за пленников они не выкладывают, разве уж только за самых неимущих), так вот, даже если они доберутся до мадам Изабеллы, нужную сумму она не соберет. С деньгами в графстве туго. Да и зачем матушке тратиться на дочь, если, здраво рассуждая, после гибели Жанны все графство отойдет ей и ее возможным детям от нового брака. Грех, конечно, так думать. Но никуда не денешься – отсутствующая или почившая дочь для мадам Изабеллы гораздо выгодней. Против выгоды даже десять заповедей не всегда побеждают.

И к Анне Бретонской не обратишься. У бедной девочки денег ничуть не больше, чем у мадам Изабеллы. Если не меньше. И весь двор наверняка уже знает, что она, Жанна, находится в розыске у инквизиций…

Выкупиться, чтобы попасть на костер или в монастырь под строгий надзор, в келейное заточение?! Ну уж нет! Лучше раствориться на Востоке.

Эта приторноголосая Бибигюль часами расписывает, как хорошо будет жить французская принцесса в гареме. Есть на золоте и утопать в драгоценностях. Станет любимой женой… А чем черт не шутит? Охмурить султана или халифа, кто там будет. А потом сбежать на Кипр. К Марину… Марин, Марин… Все преодолею, а доберусь до тебя… И стану королевой Кипра… В твоем сердце… И никто меня не остановит! Горло перегрызу каждому, кто встанет на пути! Пусть катятся к черту!

После третьей ночи Жанна вежливо попросила евнуха впредь к ней с такими предложениями не обращаться. И с мрачным удовлетворением увидела, как округлились у него глаза. Вот так! Французские принцессы не просят о помощи! Никогда!

И всю четвертую ночь ревела в подушку.

Фатима продолжала вечернюю эпопею.

– Ну вот, мой цветочек, слава Аллаху, Ала ад-Дин зажил неплохо. Он и его матушка скушали все сласти, а потом он продавал на рынке серебряные блюда и кувшины и покупал еду.