Он считал, что не все еще потеряно, что надо исправлять ошибки на ходу и действовать. В конце декабря Делеклюз говорил активистам общества «Республиканская солидарность»:

— До сих пор наша партия монтаньяров не была на высоте. Большинству ее членов недоставало революционной убежденности. Другие не проявляли инициативы и пассивно следовали парламентским традициям. Но скоро, возможно, сложится обстановка для осуществления наших доктрин и для выдвижения людей, которые их представляют. Перед нынешним режимом неизбежно возникнут трудности, особенно финансовые. Сейчас необходимо терпеливо ждать и готовиться к схватке. Когда республика будет открыто атакована насилием, мы выступим с оружием в руках. Надо готовить кадры для революционного правительства. Сразу после новой революции мы введем в действие обновленную Декларацию прав и конституцию 1793 года. Необходима будет временная революционная диктатура в лице Комитета общественного спасения, опирающегося на консультативный совет из представителей департаментов. Члены «Республиканской солидарности» составляют будущую политическую организацию, и достаточно десяти декретов, чтобы придать революции силу, в которой она нуждается…

Жаль, что эти смелые планы и действия запоздали ровно на год. Если бы это говорилось и делалось накануне февральской революции, то, возможно, события развернулись бы иначе.

Во всяком случае, несмотря на уныние, упадок духа, охватившие республиканцев, «Демократическая солидарность» очень быстро приобретает силу и значение. В конце января 1849 года в обществе насчитывалось до 300 тысяч человек. О его эффективности говорит уже то, что скоро оно вызывает тревогу у нового, теперь бонапартистского, правительства. Во главе его стоял Одиллон Барро, тот самый, которого Луи-Филипп назначил на этот же пост в момент наступления революции. Тогда ему так и не удалось приступить к делам. И вот спустя год он все же начал управлять вместе с правительством, целью которого с первого дня становится ликвидация республики. Уже в начале января по приказу министра внутренних дел Фоше в провинции уничтожают республиканские символы — деревья свободы и фригийские колпаки. А затем префектам разослали циркуляр министра, предписывающий пресекать деятельность общества «Республиканская солидарность». Сразу же в Руапс и Гавре полиция произвела обыски в помещениях общества и запретила его собрания. 26 января Фоше внес в Учредительное собрание проект закона о запрещении обществ и клубов, занимающихся политикой, и потребовал срочно одобрить законопроект. Однако собрание отказалось пока обсуждать закон, поскольку он явно противоречил конституции.

Тогда Бонапарт и его клика решили разогнать собрание. 29 января Париж с тревогой увидел на улицах войска генерала Шаигарнье. Однако Тьер (он всегда появлялся на сцене, как только надо было вонзить нож в спину республики) посоветовал Луи-Бонапарту отложить пока «тяжелую операцию государственного переворота» до более подходящего случая. Уходя от Бонапарта, генерал Шапгариье сказал Тьеру: «Вы заметили, какую мину скорчил президент? В конце концов это трус».

Переворот отложили, по кое-что успели провести. Около половины седьмого вечера 29 января в штаб-квартиру общества «Республиканская солидарность» явилась полиция при поддержке целого батальона солдат. Два часа продолжался обыск. Затем 30 человек, находившихся в помещении общества, арестовали и под конвоем отправили в префектуру полиции. На протяжении всего февраля проводились обыски и аресты в провинциальных филиалах общества. В собрании Ледрю-Роллен, Мартин Бернар и другие представители левой республиканской фракции (35 депутатов входили в общество «Республиканская солидарность») протестовали против этих незаконных преследований.