|
И привозил радостную весть в свой полк, где ее принимали на ура. Так произошло, к примеру, в 61-м Сибирском стрелковом полку, солдат которого Лихолетов был на митинге в Смоленской губернии, в городе Красное, «где, как обязательное, приняли Приказ № 1». Вернувшись в полк, Лихолетов тут же применил полученные знания на практике: первым делом попытался арестовать собственного командира, георгиевского кавалера полковника К.А. Травникова. А к чему это привело, свидетельствует телеграмма Травникова в штаб дивизии: «Мне и офицерам остается только спасаться, т. к. приехал из Петрограда солдат 5-й роты, ленинец. В 16 часов будет митинг. Уже решено меня, Морозко и Егорова повесить. Офицеров разделить и разделаться… Много лучших солдат и офицеров уже бежало».
В каждой части был создан свой комитет, причем этот процесс не контролировался никем — ни Ставкой, ни Военным министерством. Возглавляли комитеты, как правило, самые хваткие, горластые и бойкие солдаты (формулировка «нижний чин» была упразднена 5 марта 1917 года). Иногда комитеты использовали и офицеры для сведения старых счетов. Так, в 12-м Туркестанском стрелковом полку сочувствующий большевикам комбат подполковник Каменщиков попытался удалить из полка подполковника Круссера, а когда натолкнулся на противодействие командира полка, попросту создал 7 марта полковой комитет и возглавил его, после чего власть над полком, согласно Приказу № 1, автоматически перешла к нему. Но такие случаи были все же редкостью: в большинстве случаев первые комитеты были именно солдатскими по составу. Их решение считалось окончательным, командир полка не имел права отменить или обжаловать распоряжение комитета. Только 11 марта 1917 года Ставка попыталась хоть как-то упорядочить стихийное создание комитетов в войсковых частях. В состав комитетов рекомендовалось вводить офицеров, там, где комитеты еще не были созданы, офицерам советовали взять дело их организации в свои руки. Понятно, что рвались в комитеты главным образом офицеры военного времени — те самые прапорщики, которые до своего ускоренного курса пахали землю в деревне или сидели в университетской аудитории. Командир 37-го армейского корпуса отмечал: «Состав офицеров далеко не обладает сплоченностью — это механическая смесь лиц, одетых в офицерскую форму, лиц разного образования, происхождения, обучения, без взаимной связи, для которых полк — “постоялый двор”. Кадровых офицеров на полк — 2—3 с командиром полка, который часто меняется “по обстоятельствам настоящего времени”… Среди столь пестрого состава офицеров немудрено и появление провокаторов и демагогов, желающих играть роль в полку в надежде стать выборным командиром. Такие типы нередко попадают в комитеты, раздувая рознь между солдатами и офицерами в своекорыстных видах». Были, конечно, и офицеры, особенно молодые, которые искренне верили в то, что комитеты помогут создать простые, доверительные и дружеские отношения с подчиненными, упростят работу начальства. В некоторых частях, возглавляемых уважаемыми и авторитетными командирами, события действительно складывались именно так. Офицер-фронтовик капитан Б.Г. Вержболович, избранный в марте 1917-го в дивизионный комитет, вспоминал: «Командир нашего дивизиона полковник Андреев в целом был удовлетворен работой дивизионного комитета, да и комитет ничего не имел против Андреева. Командир пользовался большим авторитетом у офицеров и солдат, поэтому договориться ему и комитетчикам друг с другом было довольно легко. Конечно, фактически Андреев оставался командиром нашего дивизиона, но он внимательно прислушивался к голосу дивизионного комитета, отлично понимая, что в армию после революции пришла новая эра, и надо с этим считаться». И все же такие идиллические случаи были скорее исключением, чем правилом. 15 марта совместные офицерско-солдатские комитеты начали создаваться при штабах армий, а затем и на более низких армейских уровнях. |
