Вторым Лоуренсом старается представить Гордона падкая на сенсацию буржуазная пресса, но он это яростно и резонно отрицает, мотивируя тем, что Лоуренс стоял на защите имперских интересов, а он, Гордон, искренне предан делу освобождения арабов. «Я не Лоуренс, — говорит Гордон во время беседы с генералом Мартином. — Лоуренс потерпел поражение потому, что он предал арабов в интересах англичан. А я верю в то, ради чего я здесь, — в вольного араба, в его благородство, правдивую натуру. Я верю, что его можно спасти, и до конца своих дней буду бороться за его спасение». Критически оценивает он и «Семь столпов мудрости», как жалкую и неискреннюю книгу честолюбивого позера, который «прячется за какими-то вымученными литературными упражнениями». Гордон решительно отказывается использовать славу «мятежного героя» в угоду интересам колониальной политики Моркара-Черчилля, Совпадение некоторых внешних примет отнюдь не отождествляет Гордона с Лоуренсом. Изгнанный из Аравии, Гордон чувствует себя в Англии больше арабом, чем англичанином. Он не знает, к чему приложить свои силы. Книжный запой, сумасшедшая езда на мотоцикле, словно он хочет убежать от самого себя, — все это признаки томления духа «мятежного героя», но признаки уже иного плана.

Гордон искренен в своей тоске по Аравии, в своих поисках большого и настоящего дела, которое целиком захватило бы его.

Гордон ясно отдает себе отчет в том, что несет народам колонизация, что значит закулисная англо-американская борьба за нефть. Встретившись с американским дельцом и даже кое в чем сходясь с ним во мнениях, он все же не видит у него положительной программы, таких идей, которые бы увлекли и захватили его. Огульное отрицание коммунизма не вдохновляет Гордона. Не польстился он и на толстый кошелек американского бизнесмена, предлагающего ему быть активным американским посредником в борьбе за нефть.

Неуступчивость проявляет Гордон и в стычках с «благовоспитанным» генералом Мартином, который предпочитает оставаться в тени и действовать через своих ставленников вроде Азми-паши — действовать со всей жестокостью, если сочтет необходимым. Только вместо револьверов в его распоряжении самолеты и напалмовые бомбы. Верный страж империи, охраняющий ее аванпосты и на деле осуществляющий традиционную колонизаторскую политику, генерал ни на минуту не упускает из виду Гордона, настойчиво стремясь использовать его авторитет для укрепления влияния «короны» в арабском мире. Гордон, разумеется, отлично видит все ходы и приемы старого вояки, однако тому удается посеять в душе Гордона коварную идею о взрыве нефтепромыслов. И хотя Гордон руководствуется при этом другими побудительными причинами, объективно он оказывается на поводу у генерала, и если бы ему удалось осуществить свой замысел, он нанес бы огромный ущерб делу возрождения края, силам национального освобождения.

Столкновение Гордона с политическим разведчиком Фрименом позволяет нам и глубже понять самого Гордона, и ясно представить себе этого мастера закулисных интриг и убийств, очень выразительно нарисованного автором. Гордон не может испытывать к Фримену ничего, кроме отвращения, гадливости и презрения.