Изменить размер шрифта - +
Повторяю, Шама Бессердечный – мой отец. Вот его меч.
        Клинок вышел из ножен со звучным металлическим шелестом. Сердце взыграло от его сладостного веса в руке; Бек стоял, воткнув кончик меча в стол. Секунду-другую старик, как завороженный, смотрел на золотисто-зеркальный, закатный блеск клинка.
        – Ай да неожиданность. Что ж, малый, будем надеяться, что ты выкован из того же металла, что и твой отец.
        – Это так.
        – Увидим. Вот тебе первое жалованье, парень, – и он вдавил Беку в ладонь мелкую серебряную монетку.
        – Следующий! – возгласил он, снова взявшись за перо.
        Вот и все. Не селянин, а солдат Коула Ричи, готовый сражаться против Союза за Черного Доу. Сунув меч в ножны, Бек угрюмо стоял в густеющей тьме под набирающим силу дождем. Девчонка с рыжими волосами, побуревшими от влаги, раздавала грог тем, кто уже отметился. Бек с полным правом получил свою долю и, залив жгучую жидкость в глотку, небрежно отдал кружку и смотрел, как заносят имена Рефта, Кольвинга и Стоддера. На их отношение ему наплевать. Свое имя он утвердил. Ничего, скоро мы покажем, кто здесь трус. А кто герой.
      
      
        
          Ричи
        
        – Уж не муженек ли это моей дочери! – воскликнул Ричи, скаля при свете факелов щербатые зубы. – Чего ступаешь на цырлах, малый?
        – Так ведь грязь, – заметил Кальдер.
        – А ты боишься сапожки испачкать?
        – Как-никак, стирийская кожа, талинской работы.
        Кальдер поставил ногу на камень у огня, чтобы приближенные Ричи как следует разглядели.
        – Обутки и те привозные, – проворчал Ричи, будто горюя по всему, что есть доброго на свете. – Именем мертвых! Да ты глянь на себя: и как мою умницу дочь угораздило втюриться в эдакий портняжный манекен!
        – И как мясницкая плаха, подобная тебе, сумела родить такую красавицу, как моя жена?
        Ричи осклабился; заулыбались и его люди. Огонь, потрескивая, выхватывал из полутьмы морщины и рубцы на грубых, опаленных битвами лицах.
        – Да вот сам до сих пор дивлюсь. Хотя и не так, как ты: я-то знавал ее мать.
        Пара названных бывалого вида ухмыльнулись; глаза затуманились воспоминанием.
        – Да я и сам был пригож, пока жизнь не угостила своими харчами.
        Двое бывалых хмыкнули. Стариковские шуточки, все о том, как славно жилось в былые времена.
        – Харчами, – один из них, крякнув, повел головой.
        – Можно словом перекинуться? – спросил Кальдер.
        – Все для моего зятя.
Быстрый переход