|
Объявился еще один солдат Черствого – коленки согнуты, пялится поверх щита. А на щите изображена рыбина, как попало. Может, его так и кличут, Рыбкой. Зоб едва сдержал неуместный смех. Надо быстрее. Использовать преимущество, ловить их на склоне, сбивать, ломить встречным натиском. И миг для начала атаки должен был вычислить он. Как будто он, Зоб, один знал все за всех. Время сделалось вязким, растянулось, наполнилось множеством второстепенных деталей. Свербило в горле. Ветерок щекотал волоски на руке. Травинки шевелились на ветру. Во рту пересохло так, что и непонятно, как выкрикнуть команду даже тогда, когда верный момент настанет. Тут Дрофд ни с того ни с сего пустил стрелу, и двое впереди пригнулись. Но щелчок тетивы подействовал так, что Зоб словно сам сорвался с пружины и, не успев толком понять, действительно ли этот момент подходящий, разразился громовым ревом – не словами даже, – но вся его дюжина уловила суть и, как свора гончих с поводка, рванулась вперед. Теперь все, не удержать. А может, между одним мгновением и другим не такая уж большая разница. Вот ноги стучат по земле. Клацают на ходу зубы, напоминает о себе больное колено. И неважно, а вдруг впереди еще одна кроличья нора, из-за которой можно ненароком распластаться. И где те шестеро, что шли в обход. И что, может, следовало отступить. И кто эти двое болванов – уже трое, – и что у них на уме. И что он будет сочинять сыновьям Йона. Остальные поспевали нога в ногу – щиты поскребывают друг о друга, плечи почти впритирку. Весельчак Йон с одной стороны, Хлад с другой. Он сам здесь, пожалуй, слабое звено. А вообще нечего растекаться мыслью по древу. Парни Черствого шли не совсем уверенно, шатаясь, старались отдышаться на подходе к камням. Йон испустил боевой клич – высокий, пронзительный, – к нему присоединились Атрок с братом, а там уже пошел скрежет и вой, топот башмаков по замшелому дерну – земле, где люди некогда, еще во время Оно возносили, вероятно, молитвы. Молились о лучших временах. В груди у Зоба горели ужас и ликование битвы; жгучий ком подкатывал к горлу. Люди Черствого – ломаная линия щитов, невнятно поблескивающее между ними оружие. Вот они еще между камней, а вот уже перед ними. – Круши! – рявкнул Зоб. Вместе с Йоном он подался налево, Хлад с Бреком направо, пропуская Жужело с его демоническими взвизгами. Краем глаза Зоб заметил, как округлились глаза и отвисла челюсть у кого-то из штурмующих. Сам по себе человек не бывает ни храбр, ни робок. Все зависит от того, какой расклад. Кто стоит рядом, надо или нет вначале взбираться под стрелами на какую-то там хренову крутизну. Этого парня увиденное заставило присесть и пригнуться под щитом, на который миг спустя обрушился Меч Мечей; да что там меч – утес, заточенный до остроты бритвы. Скрежетнул металл, брызнуло дерево и плоть. В ушах у Зоба шумела кровь. Он крутнулся, увертываясь от удара копья, рубанул мечом – тот отскочил от чужого щита, – наддал еще раз щитом о щит так, что хрустнула кость, а противник опрокинулся и покатился вниз по склону. Вон он Черствый, седые космы ниспадают на лицо. Вот он резко взмахнул мечом, но Жужело оказался проворней и с непостижимой ловкостью двинул гардой Меча ему прямо в рот, отчего Черствяк закинул голову и грянулся на спину. |
