Бонза с бритым черепом, одетый в богатый шафрановый халат, приблизился к гробу, неся в руке факел. На дрова было уже вылито около двухсот литров бензина. По обычаю сожжение длится лишь несколько минут. Бонза произнес ритуальные слова, повернулся к толпе, поднял факел и бросил его под гроб. Послышался мощный «хлопок». Желтое пламя взметнулось на десять метров, поглотив шикарный гроб.

В течение нескольких минут доски гроба пылали, весело потрескивая на глазах у сосредоточенно молчавшей толпы. Бонза отступил на несколько шагов, сторонясь вырывавшихся из костра языков пламени, и принялся читать молитву. Наиболее почетные гости, сидящие в первом ряду, начали потеть еще сильнее под обжигающим жаром, идущим от костра.

Вдруг гроб с шумом треснул, и горящие доски отлетели на несколько метров. В толпе послышались крики. В пламени виднелись очертания гигантского белого слитка, изготовленного по размерам гроба, – и никаких следов тела.

Хаммуан выругался и ринулся к костру. Бонза, словно завороженный, смотрел на маленькие блестящие ручейки, которые начали стекать из гроба в костер.

– Но это же серебро, – воскликнул генерал, потрясенный таким расточительством.

Хаммуан и Малко смотрели на это зрелище, онемев от изумления.

– Это самый большой слиток серебра, который я когда-либо видел, – сказал лаосец.

Пламя бушевало все сильнее. И теперь гигантский, чудовищный слиток серебра походил на огромный кусок тающего мороженого. Мороженого ценой в несколько миллионов.

Серебро текло, покрывая землю блестящими плашками, которые быстро застывали. Все присутствующие встали, стараясь получше разглядеть, а более всего готовясь к финальному броску, когда серебро чуть остынет. Ведь серебро, как и деньги, не пахнет...

Внезапно толпа дружно взревела, а затем тоненько закричал бонза.

Из расплавленного серебра показалась рука. По мере того, как металл стекал вниз, на костре сквозь дым и пламя вырисовывались контуры человеческого тела. В передней части гроба отвалился массивный кусок металла, и на долю секунды Малко явственно различил грушевидную голову принца Лом-Савата. Под воздействием жара рука мертвеца вдруг поднялась, и толпа с криком отхлынула от костра. Казалось, Лом-Сават попытался вырваться из своей серебряной оболочки. Еще через несколько мгновений стекающий металл открыл огромный живот покойного... И стал ясно виден воткнутый в него по рукоять кинжал. Принц Лом-Сават умер не от сердечного приступа.

Вокруг костра распространился тошнотворный запах горящего мяса. Расплавленный металл продолжал стекать, но теперь к нему примешивался человеческий жир. Генерал Хаммуан нагнулся к Малко.

– Посмотрите на Ло-Шина.

Скрестив руки на животе и полуприкрыв глаза, китаец безотрывно смотрел на костер. Похоже, он наслаждался спектаклем.

– Ло-Шин никогда не любил предателей, – заметил Хаммуан. – Вот вам пример, который навсегда запомнят мео...

Пораженный увиденным, Малко продолжал наблюдать, как триста фунтов тела принца Лом-Савата исчезают в желтоватой магме.