Сосредоточившись на его лице, повторила за ним. Паника постепенно ослабила свою смертельную хватку.

Тело обмякло, и я почувствовала себя более истощенной, чем когда-либо.

— Почему это произошло? — прошептала я, закрывая глаза.

Несколько секунд спустя моего лба коснулись теплые губы.

— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Я еще больше расслабилась от хриплой клятвы Кейна и ощутила, как меня окутывает сонная темнота.

— Мне нужно все рассказать Адели, — услышала я вдалеке голос дедушки. — Я буду рад помочь любым способом. Не хочу оставлять Лекси в одиночестве справляться с этим.

— Она не одна. У нее есть я, — проговорил Кейн. Его голос теперь звучал намного холоднее.

— Да, но как долго?

— Ты не посмеешь… У тебя нет права даже быть здесь. Я позабочусь о Лекси. А ты отправляйся домой успокаивать свою семью, Эдвард. Лекси знает о твоих приоритетах. Лицемерно изменять свое мнение теперь.

— И это ты мне говоришь? Я наблюдал за тобой в субботу вечером и видел, как она держится с тобой. Ты бросил ее.

— Я никогда не перестану быть ее другом. И к тому же наш спор — последнее, что ей сейчас нужно. По правде говоря, в этой комнате только одна Голланд, которую я смогу вынести, поэтому почему бы тебе не сделать то, в чем ты хорош: уйти и позволить мне о ней заботиться.

— Она моя родня. Я иду к Адель, чтобы рассказать о Лекси, а потом привезти ее в больницу, чтобы увидеть свою внучку. Упаси бог кому-то, включая тебя и твою охрану, встать на моем пути.

Я пыталась оставаться в сознании, чтобы услышать ответ Кейна, но тьма стала такой гостеприимной и уютной…

Глава 27

Кейна выгнали из больницы. У них была строгая политика относительно часов посещения, и, хотя каким-то образом ему удалось договориться с персоналом больницы и полицией насчет двух больших, крепких телохранителей, охранявших вход в мою палату, ему остаться не позволили. Я временно забыла о том, что мы расстались, и совершенно не хотела, чтобы он уходил. Когда проснулась, дедушка ушел, зато полиция ожидала возможности поговорить со мной. Во время разговора, пока я рассказывала все, что помню, Кейн сидел рядом. Я не сообщила никакой полезной информации, ведь не видела лицо того парня.

— От него немного пахло, — вспомнила я. — Застарелым потом.

Полицейские ушли, а Кейн так крепко держал меня за руку, что я вынуждена была попросить его ослабить хватку. Я понимала: его потрясло нападение на меня и, надо признать, от этого мне стало немного больно. Он не любил меня, но, по крайней мере, заботился обо, и этого оказалось достаточно. Потому что прямо сейчас я была напугана и только благодаря ему чувствовала себя в безопасности.

Я не хотела, чтобы он уходил. И понимала: он тоже не хотел оставлять меня. Поэтому послала ему успокаивающую улыбку и сказала, что со мной все будет в порядке.

— Я все равно устала и просто буду спать. К тому же у меня за дверью стоят Сталлоне со Шварценеггером.

— Вернусь утром. — Он неохотно натянул пиджак и наклонился, словно собирался поцеловать меня в лоб. Но остановился и, вместо того чтобы прижаться губами к моему виску, наклонившись ниже, коснулся губ. — Отдохни.

Потрясённая этим жестом, я кивнула и наблюдала, как он уходит, недоумевая, что это сейчас было.

На следующее утро я проснулась от боли еще до начала часов посещения. Анжела, моя медсестра, дала «Перкосет» и велела перестать дергаться и ерзать.