|
Довольно интересно, что в конце рассказа появляется четырёхмерный портрет Хуго де Фриза, изображающий его развитие до смерти, а затем снова к возрождению в виде делящейся клетки. Работа де Фриза с ослинником Ламарка (Oenothera lamarckiana, он же примула вечерняя, Evening Primrose) немного отличалась от теории постепенной эволюции Дарвина в том, что постулировала быстрое изменение через мутацию. (Он также работал с гибридизацией растений и полиплоидией, которые, по моему мнению, абсолютно необходимы для сколь-нибудь существенного понимания «Книги Короткого Солнца» Вулфа.) Работа де Фриза в какой-то степени имеет дело с сальтацией (очень сильными изменениями от одного поколения к следующему), которую мы и видим в действии в рассказе, когда оба класса — и высший и низший — верят, что являются людьми, но отличаются друг от друга настолько, что относятся, по сути, к разным биологическим видам.
Деревья также были модифицированы, чтобы излучать собственный свет: «аромат ночных цветов наполнял воздух парка, а деревья, растущие вдоль тропинок, светились голубоватым светом, который сами же и вырабатывали; в городе, за пределами последней живой изгороди, огромные здания, новые и старые, казались горами, подсвеченными изнутри». Джоан Гордон в своей книге о Вулфе, похоже, приходит к заключению, что в этом рассказе люди смешали свою ДНК с ДНК пришельцев, хоть текстуальных доказательств, на мой взгляд, для этого недостаточно. Мы бы могли сделать это заявление, если бы каким-то образом увязали этот рассказ с циклом, куда входят «Синяя мышь» («Blue Mouse», 1971), «Соня, Крейн Уэсслман и Китти» («Sonya, Crane Wessleman, and Kittee», 1970), а также «Силуэт» («Silhouette», 1973) с его странной планетой тёмной листвы, однако в самом рассказе немного указаний на связанную с пришельцами перестройку организма: человечество совершило технологический скачок примерно в то же время, когда были истощены и уничтожены ресурсы планеты (есть, впрочем, некоторые признаки того, что технологии менялись очень быстро).
Этот рассказ показывает склонность Вулфа соединять несвязанные друг с другом события в одну сцену: когда Пол насмехается над умирающей госпожой, его мысли возвращаются к волнению, которое он испытывает от встречи с Джейни и её отцом, хоть это столкновение и отмечено враждебностью. Хвастаясь и дразня умирающую, он представляет себе семейную жизнь с Джейни. Когда после убийства мальчика Джейни и Пол оказываются в ловушке в шахте лифта, анализируется «оптимальное развитие»: привязанность к матери сменяется привязанностью к группе сверстников, завершаясь кульминацией в виде нахождения цели жизни. В качестве примера приводится врач, и в это же время Пол, подобно волку, бегущему из капкана, умоляет Джейни отгрызть ему ногу, поскольку сам он этого сделать не может, и она выступает в роли врача, ампутируя своими примитивными зубами поражённую часть. Её слёзы смывают кровь, и Фернандо Гувеа с Urth Mailing list отмечает сходство этой сцены с описанной в Евангелии от Луки 7:38. В той сцене грешница умащает ноги Теоантропа (воспользуемся терминологией Высокой христологии, хотя мы всё ещё находимся в синоптических Евангелиях), и, несмотря на её многие грехи, она прощена, что подразумевается в стихах 47 и 48: Прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. Дело не в том, что Пол безгрешен, а в том, что это деяние индивида опустившегося и испорченного, добившегося этой великой любви, которая и делает их людьми. Потому Пол и Джейни способны на любовь, а господа больше похожи на фарисеев, что хотят забыть и гнушаться тех, кого считают «ниже себя» и «грешниками». Пол, несовершенный, способен заботиться о Джейни, со всей её дикостью и умственными проблемами, а она тоже способна любить его настолько, чтобы в случае надобности отгрызть ему ногу. |
