Но Леля загородила ей дорогу, ведя своего пленника.

– Вот, тетя, ваш спаситель; благодарите его поскорее, потому что он вырывается, и я еле могу его удержать.

При виде юноши старостина чуть снова не лишилась сознания, вспомнив о минувшей опасности; она разразилась рыданиями, потом взглянула на Теодора и сентиментально произнесла:

– Благородный юноша, подвергавший свою жизнь опасности ради меня, я до самой смерти сохраню благодарность к тебе! Ах!

Теодор поклонился и хотел удалиться, но генеральша и ее дочка удержали его.

Старостина непременно хотела подарить ему что-нибудь на память. А Тодя клялся, что не может ничего принять…

Краска выступила на его лице.

Паклевский, присутствовавший при этой сцене, шептал ему на ухо:

– Да, ну, не ломайся… Баба богатая…

Ведь ты весь промок из-за нее; чего еще церемониться.

– Спасите вы меня, – взмолился Теодор к Леле, – я ничего не могу принять! Ничего!

– А от меня? – спросила паненка, бросив на него быстрый взгляд. – От меня можете?

Теодор молчал; панна Леля быстро сняла с пальца кольцо, и, прежде чем старостина и ее сестра, вполголоса совещавшиеся относительно подарка, пришли к соглашению, она вскричала, подбежав к ним:

– Тетя! Я уже дала ему от вас мое колечко! Дело сделано!

Все это произошло среди общего замешательства так быстро и неожиданно, что ни старостина, ни мать ее не имели уже времени возражать. Теодор, взяв колечко, схватил ручку, подавшую ему его, поднес молча к своим губам и услышал тихий шепот…

– Смотрите же, не отдавайте его другой; избави вас Бог!..

– Буду носит до самой смерти!!!

Паклевский отбежал от них и скрылся в чаще деревьев.

Дядя, не поспевавший за ним, бежал, задыхаясь от усталости. Оба остановились уже за парком.

– Да постой же, сумасшедший! – кричал поручик.

– Дядя милый! Дай мне своего коня доехать до Борка, ради Бога…

– Дам, хоть бы он сдох после этого! Но постой же, дай мне попрощаться с тобой, – говорил повеселевший Паклевский.

– Даю тебе слово, так ты меня обрадовал, что просто сердце прыгает! Ну и молодчина! Ты сам не знаешь, как тебе повезло! Старостина-вдова, бездетная, сентиментальная дура…

Сидит на деньгах…

А ее, племянница –хороша, как ангел.

И он принялся обнимать и целовать племянника.

– И надо же иметь такое счастье! Ведь они здесь случайно, проездом…

Они не принадлежат к числу друзей гетмана… А панна дала тебе колечко?

Но Тодя уже не слышал дальнейших слов; он так рвался на коня и домой, что дядя не мог его соблазнить даже пуншем, чтобы согреть после купанья… Так как разнеженность Мартина дошла уже до того, что он лежал под желобом, и никто не мог его добудиться, то другой мальчик-слуга привел Теодору коня.

Над парком взрывались ракеты и римские свечи, когда Тодя поскакал в Борок, уже не оглядываясь назад, мучимый угрызениями совести и тревогой за мать, но увозя в душе воспоминания о второй уже встрече с этой чародейкой Лелей, которую он уже не рассчитывал больше встретить в жизни.

Ее колечко жгло его палец, а перед глазами неотступно стояли голубые глаза и розовые уста паненки, и звучали в ушах ее последние слова, сказанные ею на прощание…

Не доезжая до усадьбы, он слез с коня, дал на чай мальчику, провожавшему его на чужом коне, чтобы отвести его коня домой, и начал потихоньку прокрадываться во двор, чтобы не встретиться с матерью и успеть переменить намокшую одежду и тем избегнуть объяснений и лжи. Он чувствовал себя виноватым, но счастливым…

Между тем, пока все это с ним происходило, егермейстерша, выйдя из своей спальни и спросив о сыне, узнала от людей, что он пошел пешком к лесу и еще не вернулся.