| Почти пустые коридоры, выкрашенные экономичной серо коричневой масляной краской, ободранные двери с табличками, давно не мытые стекла окон. Когда здесь полно посетителей, как то веселее. А тут – ни посетителей, ни работников. И только несгибаемый Генрих Афанасьевич Розанов на месте… Секретарши не было. Видно, шеф отпустил ее по причине практически полного отсутствия дел. Я постучал в дверь. – Войдите, – донеслось из кабинета. – Можно? – спросил я, приоткрыв дверь. Разумеется, в отличие от всех остальных Генрих Афанасьевич был весь в делах. Удивительно – он всегда умудрялся найти себе занятие, даже в самый что ни на есть мертвый сезон. Вот и сейчас он был весь обложен бумагами и читал сразу несколько документов, делая заметки в большом блокноте. Я вошел в кабинет. Здесь работал кондиционер! Внезапно я почувствовал, что больше всего на свете хочу остаться тут, в этой райской прохладе. Он поднял голову и знаком предложил мне сесть. Я выбрал стул и сел. Пусть вас не удивляет, что я не бухнулся на первый попавшийся. Для того чтобы это объяснить, нужно знать психологию нашего шефа. Последнее время он увлекся разными умными книжками по психологии. И теперь считал, что по одним только жестам и мимике может сказать о человеке буквально все. Ну, скажем, если посетитель кладет ладони на колени, значит, он о чем то умалчивает, если складывает руки на груди, значит, пытается защититься… Я бы добавил: если у него уверенное выражение лица, дорогой перстень на пальце, а приехал он на «мерседесе», значит, у него много денег и упускать такого никак нельзя… Короче говоря, теперь Генрих Афанасьевич все время следил не только за посетителями, но и за сотрудниками вверенного ему учреждения. Все это давно заметили, прочитали книжку «Азбука телодвижений» и вовсю пытались произвести своими жестами самое благоприятное впечатление на Розанова. А тот, бедный, никак нарадоваться не мог, какие у него служат трудолюбивые, энергичные и исполнительные коллеги адвокаты. Итак, я выбрал стул, чтобы Генриху Афанасьевичу было удобно наблюдать за моими телодвижениями, сел на край сиденья, принял независимую позу, одной рукой теребя ручку, а другой сжимая папку. По моему замыслу, эта поза должна была обозначать спокойную уверенность вкупе с тревогой по поводу незначительных проблем и энергичной готовностью к действию. Судя по всему, беглый взгляд, который Генрих Афанасьевич бросил на меня, вполне его удовлетворил. – Ну что, Гордеев? Как успехи? Я пожал плечами: – Похвастаться не могу. Сегодняшний процесс закончился… ну не совсем так, как бы мне хотелось. – А что такое? – Моему подзащитному, это Тепцов, который магазин ограбил… Розанов кивнул, хотя я могу поставить ящик пива, что никакого Тепцова он не помнит. – Ну вот, ему дали на два года больше, чем его подельникам – другим подсудимым. Но он сам виноват. Колоться надо, а он уперся рогом – и ни в какую. – Да, бывает, – промямлил Генрих Афанасьевич. – Но ты, я вижу, бодрость духа не теряешь? – Да нет… Вот только проблемка одна у меня, Генрих Афанасьевич… – Какая? – насторожился Розанов. – Машина сломалась. Карбюратор полетел. – Ц ц ц, – поцокал языком Розанов. – А зарплату все задерживают, – заключил я. – Да, задерживают. И что же ты от меня хочешь? – Нельзя ли мне, Генрих Афанасьевич, некую сумму получить? На ремонт машины? Розанов покачал головой: – Ты же знаешь, Юра, касса пуста. Отпуска, расходы всякие, туда сюда… Откуда я тебе денег возьму? Я пожал плечами: – Ну тогда я, пожалуй, тоже в отпуск уйду.                                                                     |