Изменить размер шрифта - +

– Я не просил об этом.

– Ох, Джонатан, не знаю. Мне казалось, тебе хочется, чтобы я вела спокойную жизнь.

– Я этого не говорил. Но разумеется, я буду рад видеть тебя чаще.

– Надеюсь.

– Если хочешь услышать мое мнение, то я считаю, что ты сойдешь с ума от скуки в этой евроструктуре и никакие деньги тебя от этого не спасут. Когда ты должна дать ответ?

– Боттандо дал мне неделю.

– Значит, всю неделю ты должна думать. Я тоже подумаю. А теперь давай поговорим о другом. Этот монастырь… Тебе удалось защитить его от бандитов? Кстати, что за монастырь?

– Сан-Джованни. В Авентино.

Он кивнул:

– Я знаю его.

– Правда?

Флавия не уставала поражаться тому, как много Джонатан знал о ее городе. Сама она услышала о монастыре впервые.

– У них есть картина Караваджо, – добавил Джонатан. – Правда, авторство под сомнением.

– Полотно сейчас на реставрации.

– Понятно. И кто реставратор?

– Некто Дэн Менцис. Слыхал о таком?

Аргайл улыбнулся и закивал:

– Он настоящий ротвейлер.

– По-твоему, эта картина может дорого стоить?

– Если это действительно Караваджо и если Менцис не превратил ее в Моне, то да, тогда она может стоить очень дорого. Но сюжет ее слишком суров, чтобы привлечь скупщиков краденых полотен. Частным коллекционерам подавай что-нибудь более жизнерадостное: подсолнухи, импрессионистов и тому подобное. Никто не станет вешать в столовой религиозную картину в стиле барокко – люди просто не смогут есть. И потом, полотно слишком громоздкое. По моим представлениям, его нужно вывозить на грузовике.

– А что там изображено?

– Колесование святой Екатерины. Повесить подобное у себя в доме может только человек с психическими отклонениями. По-моему, уже одно это говорит о том, что автор картины не Караваджо. Он вообще не любил изображать женщин.

– А почему ты назвал Менциса ротвейлером?

– Он очень шумный, рычит так, что его слышно на много миль вокруг. Хотя, может быть, он из тех собак, что лают, да не кусают? Лично я с ним не знаком. Ты думаешь, он вступил с кем-то в сговор? Предупредил грабителей, что холст сняли с рамы и его можно с легкостью вывезти?

Флавия пожала плечами:

– Но если кто-то хочет ее выкрасть, ему нужно сделать это прежде, чем картину опять вставят в раму. И предоставить такую информацию может только Менцис.

– Приставь к нему «хвост». Поставь прослушку и тому подобное… не мне тебя учить.

– Говорю же тебе: у нас нет людей.

 

Придя в офис, Флавия застала Джулию в расстроенных чувствах. Девушка не могла себе простить, что Мэри Верней так легко обнаружила ее слежку. От огорчения Джулия даже забыла, что решила уйти из полиции.

– Не устраивай трагедию из-за ерунды, – сердито сказала Флавия, когда Джулия передала ей разговор с Мэри Верней и разразилась слезами. – Такое случается, и я сама виновата, что не предупредила тебя: эта женщина не так простодушна, как кажется на первый взгляд. Все, хватит лить слезы.

Флавия прикусила язык, почувствовав, что разговаривает с девушкой почти как Боттандо. Но он бы по-отечески пожурил ее, а она высокомерно отчитала. Конечно, Джулии было от чего расстроиться: первый раз за все время практики ее отправили на задание, и она его провалила.

– Сейчас ты пойдешь и напишешь рапорт, а потом я, возможно, дам тебе еще задание. Не переживай, еще наберешься опыта. Кто сейчас с ней?

– Никого.

– О Господи!

Флавия встала и потянулась к своей сумке.

– Где она? В гостинице?

Джулия посмотрела на часы.

– Она сказала, что с утра пойдет по магазинам и мы сможем найти ее на виа Кондотти.

Быстрый переход