– Дозвонился? – спросила, входя в комнату, жена.

– Никто не подходит, – солгал я.

– Понятно. Ты просто безответственный человек.

Она ушла. Я был в полной растерянности и смятении, когда вошел улыбающийся Кит со своими книжками в руках.

– Давай почитаем, Толя?

Здесь были сочинения Маршака, Якова Акима, Евгения Рейна, Генриха Сапгира, а также разные народные сказки. Мы взялись за сказки. Кит привалился ко мне и внимательно слушал, в напряженные минуты теребя мое ухо.

Сказку Киплинга о слоненке он отверг. Когда мы дошли до того места, где слоненка за хобот ухватил крокодил, он закричал, выхватил книжку и швырнул ее на пол.

– Неправда! – он даже покраснел. – Этого не было! Это плохая сказка!

– Послушай, Кит, – сказал я, – сказка хорошая. Она хорошо кончается.

– Нет! Нет! Она злая! Читай вот эту!

Он вытащил из кучи «Волка и семерых козлят». Господи, подумал я, ведь здесь тоже описаны драматические события, страшный акт съедения маленьких козлят и, хотя все кончается хорошо, как я это прочту Киту, маленькому лакировщику действительности?

Кит тем временем переворачивал страницы и разглядывал картинки.

– Вот коза-мама, – говорит он, – несет молоко. Вот козлята-детки играют.

Милая идиллия развертывалась перед нами, и это радовало Кита. Наивный, он не знал законов драматургии и спокойно открыл следующую страницу, где зверски намалеванный волк тащил в свою страшную пасть беленького козленка. Я замер.

– А вот козленок-папа, – сказал Кит, показывая на волка, – он играет с деткой.

Самым спокойным образом он организовал козлиную семью.

– Кит, ты ошибаешься, – осторожно сказал я, – это не козленок-папа, а гадкий серый волк. Он собирается проглотить козленка, но все кончается хорошо, волк будет наказан. Это драматургия, мой маленький Кит.

– Нет! – закричал он и чуть не заплакал. – Это не волк! Это – козленок-папа! Он играет! Ты ничего не понимаешь, Толя!

– Да, я ошибся, – торопливо сказал я. – Ты прав. Это козленок-папа.

– Ванюша, пойдем спать, – позвала его мать, и он ушел, забрав с собой в свои тихие сны семью небесных медведей, семейку автобусов и семью козлят, зонтик «красивой тети», добрых чудищ «Мира фантазии», мою кепку, которая, конечно, ночью вырастает до размеров самолета и в которой он полетит на Северный полюс, в царство добрых зверей.

Уложив его, жена вернулась и села в кресло напротив меня. Мы закурили. Обычно это были хорошие минуты, когда мы вместе курили в конце дня, но сейчас мы курили плохо.

– Что за тетя, о которой рассказывал Иван? – спросила жена.

– Это из главка, консультант по правовым вопросам.

– Так, – сказала она. – Что же ты намерен теперь делать?

– Не знаю.

– Что вообще теперь будет?

– Не знаю.

– Так, – сказала она.

– Господи, скорей бы зима! – вырвалось у меня.

– Зачем тебе зима?

– Зимой ведь у меня отпуск. Поеду кататься на лыжах.

– Конечно, – язвительно сказала она. – Ведь ты прекрасный лыжник.

– Перестань.

– Нет, правда. Ведь ты же первоклассный лыжник. Все это знают.

Она чуть прикусила губы, чтобы не расплакаться. Тогда я придвинул телефон и одним махом набрал этот проклятый номер.

Пока в трубке звучали длинные редкие гудки, я представлял, как он сейчас сбрасывает свои ноги с тахты и медленно идет к телефону, читая на ходу какую-нибудь из своих книг.