Пламя дум грозой созревших, В битве закаленных дум, Он их молча вопрошает Сквозь пальбу, огонь и шум.

Мыслью он парит над битвой, И его орлиный взгляд Движет волею и силой Человеческих громад.

И его молниеносцы Ждут внимательно кругом, Чтоб по слову полководца Зарядить крылатый гром.

От вождя к вождю обратно Мчатся быстрые гонцы, Но иного безвозвратно Смерть хватает на лету!

Против нас дружины, ужас Завоеванных земель, Записавшие победу С давних лет в свою артель;

Славой блещущие лица И в главе их - вождь побед, Гордым солнцем Аустерлица Загоревшее лицо.

Но бледнеет это солнце И течет на запад свой, А взойдет другое солнце Над пылающей Москвой.

И впервые в грудь счастливца Недоверья хлад проник: Так с учителем заспорил Седовласый ученик.

К острову Святой Елены Здесь проложен первый шаг, И Кремля святые стены В казнь себе усвоит враг.

День настал! Мы ждали битвы, Все возрадовались ей: Шли давно о ней молитвы Приунывших усачей.

И на пир веселый словно Каждый радостно летит, Будь у каждого три жизни, Он всех трех не пощадит.

Никогда еще в подлунной Не кипел столь страшный бой: Из орудий ад чугунный, Разразившись, поднял вой;

Целый день не умолкает, Извергая смерть кругом; Строй за строем исчезает Под убийственным огнем.

Но пылают мщенья гневом Снова свежие ряды, Свежей кровью и посевом Смерть плодит свои бразды.

Словно два бойца во злобе, Набежала рать на рать; Грудью в грудь вломились обе, Чтоб противника попрать.

Но победа обоюдно То дается нам, то им; В этот день решить бы трудно, Кто из двух непобедим.

Крепнет боевая вьюга, Все сильней растет она, И вцепившихся друг в друга Разнимает ночь одна.

Грозный день сей Бородинский Им и нам в почет равно. Славься битвой исполинской, Славься ввек, Бородино!..

1869

К СТАРОМУ ГУСАРУ

Ай да служба! ай да дядя! Распотешил, старина! На тебя, гусар мой, глядя, Сердце вспыхнуло до дна.

Молодые ночи наши Разгорелись в ярких снах; Будто пиршеские чаши Снова сохнут на губах.

Будто мы не устарели, Вьется локон вновь в кольцо; Будто дружеской артели Все ребята налицо.

Про вино ли, про свой ус ли, Или прочие грехи Речь заводишь: словно гусли Разыграются стихи.

Так и скачут, так и льются, Крупно, звонко, горячо, Кровь кипит, ушки смеются, И задергало плечо.

Подмывают, как волною, Душу грешника, прости! Подпоясавшись, с тобою Гаркнуть, топнуть и пойти.

Черт ли в тайнах идеала, В романтизме и в луне, Как усатый запевала Запоет о старине!

Буйно рвется стих твой пылкий, Словно пробка в потолок, Иль Моэта из бутылки Брызжет хладный кипяток.

С одного хмельного духа Закружится голова, И мерещется старуха, Наша сверстница Москва.

Не Москва, что ныне чинно, В шапке, в теплых сапогах, Убивает дни невинно На воде и на водах,

Но двенадцатого года Веселая голова, Как сбиралась непогода, А ей было трын-трава!

Но пятнадцатого года В шумных кликах торжества Свой пожар и блеск похода Запивавшая Москва!

Весь тот мир, вся эта шайка Беззаботных молодцов Ожили, мой ворожайка, От твоих волшебных слов!

Силой чар и зелий тайных Ты из старого кремня Высек несколько случайных Искр остывшего огня.

Бью челом, спасибо, дядя! Спой еще когда-нибудь, Чтобы мне, тебе подладя, Стариной опять тряхнуть!

1832

К. Ф. РЫЛЕЕВ

ЛЮБОВЬ К ОТЧИЗНЕ ОДА

Где алтарей не соружают Святой к отечеству любви? <нрзб> где не почитают Питать святой сей жар в крови? Друзья! Меня вы уличите И тот народ мне укажите, Который бы ее не знал, Оставивши страну родную И удалясь во всем в чужую, Тоски-в себе не ощущал?

Нет, нет везде равно пылает В сердцах святой любви сей жар: Ее хотя не понимает, Но равно чувствует дикарь Необразованный индеец, Как и ученый европеец.