|
Аналогия, каламбур, метафора, парадокс и народные присказки — все они могут пониматься как некий общий контекст, предлагаемый на поверхностном уровне, который сначала ассимилируется сознанием. Однако отдельные слова и фразы, использованные для выражения этого общего контекста, имеют свои собственные конкретные и буквальные ассоциации, которые к контексту не принадлежат. Эти индивидуальные и буквальные ассоциации, разумеется, обычно подавляются и исключаются из сознания, в его усилиях ухватить общий контекст. Подавленные ассоциации, таким образом, остаются в бессознательном, и при особых обстоятельствах транса, когда диссоциация и буквализм усилены, они могут сыграть значительную роль в формировании поведенческой реакции, поразительной с точки зрения сознания.
Ситуацию можно пояснить аналогией. Взрослый читатель обычно хочет понять, что имеет в виду автор. В определенных пределах, на самом деле, не важно, какие конкретные фразы или слова использованы. Многие фразы или комбинации слов можно использовать, чтобы выразить одно и то же. Смысл или общий контекст предложения регистрируется в сознании, в то время как конкретные предложения или слова попадают в бессознательное и «забываются». Точно так же человек «читает» значение целого слова, а не отдельных букв, составляющих слово. Общий контекст букв регистрируется в виде сознательного значения слова, а не как индивидуальные ассоциации на каждую букву. Дженкинс (Jenkins, 1974) собрал воедино данные последних экспериментальных работ в области лексической ассоциации, узнавания события, интеграции информации, памяти, которые сходным образом подчеркивают значимость контекста в понимании этих явлений. В разговоре или других случаях словоупотребления обычно именно общий контекст устанавливает значение, а вовсе не структурные единицы, составляющие разговор. Очевидным исключением из этого, разумеется, являются каламбуры, намеки и всевозможная игра слов, когда смешное зависит от буквальных и индивидуальных ассоциаций на слова и фразы, первоначально ускользнувших от сознательного внимания. Игра слов зависит от буквальных и индивидуальных ассоциаций, которые обычно подавляются. Точно так же двухуровневая коммуникация Эриксона использует общий контекст, чтобы занять внимание сознания, в то время как индивидуальные ассоциации слов, фраз или предложений внутри контекста регистрируются в бессознательном, где они могут вести свою собственную работу. С этой точки зрения эриксоновская техника рассеивания (Erickson, 1966) — это самый ясный пример двухуровневой коммуникации, при которой тематика, интересная пациенту, используется как общий контекст, чтобы занять сознательное внимание, а внушения, которыми она «нашпигована», воспринимаются и дают эффект на бессознательном уровне. Эриксон изобрел ряд других методов для активизации индивидуальных, буквальных и бессознательных ассоциаций на слова, фразы или предложения, скрытые внутри более общего контекста. Оборот, который шокирует, удивляет, мистифицирует, кажется непоследовательным, слишком сложным или непонятным в общем сознательном контексте, всегда, как правило, на мгновение депотенциализирует сознательные установки пациента и активизирует поиск на бессознательном уровне, который должен вывести на поверхность буквальные индивидуальные ассоциации, прежде подавляемые. Когда Эриксон перегружает общий контекст большим количеством слов, фраз или предложений, имеющих общие и индивидуальные ассоциации, эти ассоциации (вставляемые внушения) овладевают бессознательным, пока они, в конечном итоге, не прорываются в поведенческих реакциях, которые сознательный разум теперь регистрирует с чувством удивления. Сознание удивлено, поскольку ему предложена реакция внутри него самого, которую оно не может объяснить. Реакция потом описывается как произошедшая "сама по себе", без вмешательства сознательного намерения субъекта; реакция, видимо, была автономной или "гипнотической". |
