Йона думал: удивительно, что «обдукция» происходит от латинского слова «прикрывать», хотя на самом деле патологоанатомы занимаются совершенно противоположным. Может быть, словом «обдукция» хотят обозначить то, чем заканчивается вскрытие: тело зашивают, и внутренности снова закрыты.

Отметившись у девушки на рецепции, комиссар получил разрешение пройти к Нильсу Олену, профессору судебной медицины, которого все звали Ноленом за то, что он подписывал свои отчеты «Н. Олен».

Кабинет у Нолена модный: чистые ослепительно-белые и приглушенные светло-серые поверхности. Все тщательно продумано и дорого. Несколько стульев из полированной стали с белыми кожаными сиденьями. Свет падал на стол через висевшую над ним большую стеклянную пластину.

Нолен, не вставая, пожал Йоне руку. Под белым халатом у него была рубашка-поло, на носу очки во французской оправе с белыми дужками. Худощавое лицо гладко выбрито. На голове ежик седых волос, губы бледные, нос длинный, кривоватый.

— Доброе утро, — просипел он.

На стене висела выцветшая фотография Нолена и его коллег: судебного врача, судебного химика, судебного генетика и судебного одонтолога. Все были в белых медицинских халатах и выглядели счастливыми. Медики окружали стол, на котором лежали темные обломки костей. Из текста под изображением следовало, что кости найдены в захоронении девятого века, обнаруженном возле торгового города Бирка на острове Бьёркё.

— Опять новая картинка, — сказал Йона.

— Приходится приклеивать фотографии скотчем, — недовольно откликнулся Нолен. — В старой патологичке была картина в восемь квадратных метров.

— Ох ты.

— Картина Петера Вайса.

— Писателя?

Нолен кивнул, и в его очках отразился свет лампы.

— Да, в сороковые годы он написал групповой портрет всего института. Полгода работы. Получил шестьсот крон, как я слышал. Мой отец тоже там есть, среди патологоанатомов, стоит в изножье возле Бертиля Фальконера.

Нолен склонил голову набок и повернулся к компьютеру.

— Сижу вот, ковыряюсь с отчетом вскрытия по убийству в Тумбе, — сказал он, помолчав.

— Да?

Нолен покосился на Йону:

— Утром звонил Карлос, искал меня.

— Я знаю, — улыбнулся Йона.

Нолен пальцем поправил очки.

— Потому что, естественно, важно определить время смерти.

— Да, нам надо было узнать, в каком порядке…

Нолен, надувшись, поглядел на экран:

— Это лишь предварительное заключение, но…

— Мужчина умер первым?

— Точно… Я исходил только из температуры тела. — Нолен ткнул пальцем в экран. — Эриксон сказал, что в обоих помещениях, и в раздевалке, и в доме, была одинаковая температура, поэтому я рассудил, что мужчина умер примерно за час до тех двух, даже чуть больше.

— А сейчас у тебя другое мнение?

Нолен мотнул головой и со стоном поднялся.

— Грыжа позвоночника, — объяснил он, вышел из кабинета и похромал по коридору к патологоанатомическому отделению.

Йона двинулся за ним.

Они прошли мимо темного зала с патологоанатомическими столами из нержавейки. Столы напоминали столешницы с мойкой, только с квадратными секциями и бортиками по краю. Нолен и Йона вошли в прохладное помещение, где тела, которые исследовали судебные медики, лежали в ящиках с температурой четыре градуса. Нолен остановился, проверил номер, выдвинул длинный ящик и увидел, что он пуст.

— Забрали, — улыбнулся медик и пошел по коридору.