Азаил черной кометой сорвался со скалы, пронесся сквозь языки огня и, сложив крылья, рухнул в смыкающуюся пасть земли.

Откуда-то издалека, из ущелья донесся отчаянный рев нубийских ослов.

Земля тяжко вздохнула, как одолеваемое сном животное, вздрогнула, успокаиваясь, легче, еще легче, и все стихло.

* * *

Гиви обессиленно опустился на скалу.

— Тебе плохо, повелитель? — встревожился Джамаль.

— Уже нет, — печально ответил Гиви, — мне хорошо. И вообще, отвали, о, Джамаль, видеть тебя не могу.

Дубан поднимался с земли, отряхивая мантию.

— Скрижаль Разиэля ушла из мира, — сообщил он.

— Ага, — согласился Гиви, — вместе с Азаилом.

— Ну, Азаил никогда не уходит насовсем, — вздохнул Дубан, — но вот скрижаль… все знания! Вся сила, еще с допотопных времен!

— Да какие там знания, — отмахнулся Гиви, — что же до силы… вряд ли нашлась бы сила, способная справиться с этой силой…

— Кроме тебя, о, повелитель, — льстиво сказал неутомимый Джамаль.

Эх, думал Гиви, вот это настоящий царедворец! Какая школа!

— Быть может, все же, он неправильно ее читал, — упорствовал Дубан, — не тот царь попался! Вот ежели бы ее прочесть по-другому!

— Ее нельзя прочесть по-другому, о, Дубан! Как ни читай, все равно выйдет «Йаджудж и Маджудж». И «Конец света».

— Но Разиэль… Покровитель слабых! Разве он стал бы писать такое?

— Да разве ты не понял, Дубан? — устало сказал Гиви, — никогда Разиэль не писал эту книгу. Ее Азаил писал. Скрижаль, пережившую Потоп. И писана она была им исключительно для того, чтобы руками сынов Адама выпустить Йаджудж и Маджудж. Ибо сам он был бессилен то сделать.

— Но зачем? — удивился Яни, — ну ладно, он такая сволочь, но зачем ему были эти Йаджудж и Маджудж? Ты ж их видел! Ну, вылезли бы они оттуда — и хана человечеству! Все бы подмели!

— Да ложил он на человечество! Он ради них старался! Ради них самих!

— Но ему-то с них что?

— Они его дети, — вздохнул Гиви, — в этом-то все и дело…

— Его кровные чада, — кивнул Дубан, — неисчислимые, необузданные, запертые Господом в неизбывном мраке, в темнице, куда вечно ниспадают столбы темного огня, где положил Он им пребывать, покуда не постигнет их великий суд и не окончится их вина, в Год Тайны. Однако ж ни у них, ни у отца их не достало силы ждать конца времен.

* * *

— Как Миша себя чувствует? — осторожно спросил Гиви.

Дубан небрежно поиграл ланцетом.

— Я пустил ему кровь, о, Гиви, — зловеще произнес он. Потом успокоительно добавил:

— И он, конечно, после столь пользительной процедуры, чувствует себя гораздо лучше!

— Его здорово шарахнуло, — посочувствовал Гиви, — ничего, теперь отдохнет. На мягких подушках, в шатре, устланном коврами… И лично я бы настоятельно советовал поить его медом и гранатовым соком, ибо никаких других толковых снадобий в Ираме нет.

— Упомянутые снадобья, — буркнул Дубан, — уже понесла ему сия ваша спутница. И, надо сказать, все еще пользует его, ибо сердце ее трепетно отзывается на все нужды болящего.

— А! — уныло произнес Гиви, — Аллотерапия.