- Какая же это древность? Это старость, как у котов, у мышей, у налимов. А потом смерть. Близехонько уж где-то. Может, это она и скребется, а не мыши. Не зря я один-то заопасался оставаться! А мне мало этой самой мышиной смерти! Я хочу пройти через все века: через теперешние, через средние и через древние! Главное - древние! Уж больно туда охота!

- Да ты чего, деда? - прошептал Витька с явной тревогой. - Кто же столько живет?

- Эх, Витька, Витька! Тяжел ты на соображение! - вздохнул дед Сергей. - А еще хочешь приврать - в седьмом! Думаешь, я при жизни рвусь столь отмахать? Что я, Иисус Христос какой? Да и он, бедняга, вознестись-то вознесся, а воротиться - дорогу забыл. Нет, Витек, по земле я пройду, как все, а вот потом бы отличиться! Черт знает, откуда взялась во мне эта заноза! Все будто ничего было, а тут - бах! - как молонья! И зажгло! А выходит пшик - не попасть мне туда!

- Попадешь! - уверенно сказал внук, опасливо думая, что же происходит с дедом.

- Нет.

- Почему?

- Тыща лет!..

- Да хоть миллион! - озаренный необычной для него мыслью воскликнул Витька, приподнимаясь на локтях. - Это при жизни мы считаем: мне двенадцать, маме там за тридцать, тебе под сто, а потом-то какой счет?

- Нет, - лукаво повторил дед.

- Время, что ли, остановится?

Помолчав чуток, дед ответил:

- Жизнь, боюсь, остановится! - Внук так и замер на локтях. - Время что, свистит меж пальцев - ухвати его попробуй! А жизнь - пожалуйста, хватай. И хватают! Да еще как! В сетях за три дня один налим! А где остальные? Какую газету ни возьми - везде война, бьют друг друга смертным боем!.. Людей на земле не будет через тыщу лет - вот в чем беда, Витек! И того парнишки, вроде тебя, который бы открыл учебник древности и ткнул бы в меня пальцем, тоже не будет. И учебника не будет. То-то и горько! Нет чтобы жизни-то без конца идти, чтобы все нажиться успели, так изводят ее, матушку!

- Кто изводит?

- Мы, люди.

- Как же это мы ее, интересно, изводим? - продол-' жал недоумевать внук.

- А так. Кто нарочно, а кто невзначай, кто кулаком, кто бомбой. Убывает жизнь, на глазах убывает, - с хрипотцой заключил дед, и Витька вдруг ощутил какую-то неуютность в уклончиво-туманных дедовских словах. - А ты, Витя, не принимай близко-то, не пугайся! - спохватился дед, смягчая голос.

- А я и не пугаюсь.

- И правильно. На тебя-то еще жизни хватит. А мне, так шут с ней, с моей древностью. Внука вот увидел, а внук - меня - и на том спасибо. И этого могло бы не быть. А там, глядишь, и правнукам расскажешь про деда - вот я и задержусь маленько в памяти людской. А в лагерь я тебя устрою. Скажу начальнику - и все! Меня знаешь тут как? Э-э! Ну ладно, спим!

Витька лег на спину и с серьезной озабоченностью уставился в темноту. Ему не понравился весь этот разговор о конце света. По Витькиным соображениям, это была явная чепуха, и все же он опечалился, потому что с будущим связывал тайную и сладкую уверенность, что если он даже умрет тут, что очень сомнительно, то снова объявится там, иначе куда же исчезать, если не в будущее. И ему вдруг стало жаль и себя, и деда. Нет, надо разубедить старика, что жизнь убывает, что люди изводят ее! Например, он, Витька, как и чем изводит? Ну, раздаст за день с десяток щелчков и подзатыльников - и все! Кто от этого помер? Наоборот, здоровее становятся!.. Внезапная догадка обожгла Витьку изнутри, и он тихо позвал:

- Деда!

- Оу!

- Это ты из-за налима подумал, что жизнь оборвется? Из-за того, что я его по башке стукнул?

- Нет.

- Ой, деда, из-за налима! - почти обрадовался Витька. - Зря! А хочешь, я его поглажу? - вдруг выпалил он. И даже сел в искреннем порыве загладить вину, словно именно от этого зависела сейчас вся жизнь на земле.

- Не кошка, гладить-то. Вредно это рыбе - слизь сотрется, - спокойно ответил дед Сергей, переворачиваясь на другой бок.