— Этот Диокл…

— Один из друзей моей жены. Только… ближе, чем друг.

— Это подозрения, консул? Или у вас есть достоверные сведения?

— У меня есть глаза! — он, казалось, осознал иронию того, что назвал свое слабое зрение надежным свидетелем, и вздохнул. — Я никогда не ловил их с поличным, если ты это имеешь в виду. У меня нет доказательств. Но каждый раз, когда она проводила встречу со своими друзьями в этом доме, валяясь на диванах и читая друг другу сочинения, они оба, казалось, всегда уединялись в углу сами по себе. Шепот… смех… — он стиснул челюсть. — Меня же выставят дураком, позволяющим своей жене развлекаться с ее любовником под моей собственной крышей! Я так разозлился, когда он был здесь в последний раз, я… я устроил сцену. Я прогнал их всех, и сказала Семпронии, что Диокл больше никогда не войдет в этот дом. Когда она запротестовала, я приказал ей никогда больше не разговаривать с ним. Ведь я ее муж и имею право указывать, с кем она может и с кем не может общаться! Семпрония это понимает. Почему она не захотела просто подчиниться моей воле? Вместо этого она взялась спорить. Она изводила меня, как гарпия — я никогда не слышал таких слов от женщины! Она как раз упирала на то, что у меня нет доказательств, что ее отношения с этим мужчиной выходят за рамки приличия. В конце концов, я запретил пускать сюда весь круг ее друзей и приказал Семпронии не выходить из дома даже по своим обязанностям. Когда ее хотят увидеть, она просто должна отвечать: «Жена консула сожалеет, но она плохо себя чувствует!». Так продолжается уже почти месяц. Напряжение в этом доме…

— Но у нее осталась одна официальная обязанность.

— Да, она диктует светские темы для Ежедневных известий. Для этого ей не нужно выходить из дома. Заходят жены сенаторов — респектабельные посетители по-прежнему здесь приветствуются — и они сообщают ей все, что для этого нужно. Если ты спросишь мое мнение, то меня этот раздел новостей ужасно утомляет, даже больше, чем спортивные новости. Я бросаю на него лишь беглый взгляд, чтобы увидеть, упоминаются ли влиятельные семьи и правильно ли написаны их имена. Семпрония это знает. Вот почему она и подумала, что может незамеченным послать свое маленькое послание Диоклу через Ежедневные известия. = Он взглянул на портрет и поиграл челюстью взад и вперед. — Мое внимание привлекло слово «книжный червь». Когда мы только поженились, она дала мне такое невинное прозвище: «Мой старый книжный червь». Полагаю, она теперь называеи меня так и за моей спиной, смеясь и шутя с такими друзьями, как этот возничий!

— А Сафо?

— Ее друзья иногда так ее называют.

— Как вы думаете, почему обращение адресовано Диоклу?

— Несмотря на то, что меня не интересуют скачки, я все же кое-что знаю об этом конкретном возничем — больше, чем мне нужно! Его ведущую лошадь зовут Воробей. Ведь как начинается сообщение? «Книжный червь завтра высунется наружу. Легкой добычей для воробья…» Завтра я буду в Большом цирке…

— А ваша жена?

— Семпрония останется здесь, в доме. Я не собираюсь позволять ей публично пялиться на Диокла в его колеснице!

— Разве вас не будут окружать телохранители?

— Среди такой толпы, кто знает, какие возможности могут возникнуть, если со мной случится «несчастный случай»? На Форуме или в Сенатском доме я чувствую себя в безопасности, но Большой цирк — это территория Диокла. Там ему известен каждый тупик, каждое укрытие. И… это вопрос моего зрения. Я более уязвлю, чем другие мужчины, и я знаю это. Семпрония тоже. И Диокл тоже.

— Позвольте мне убедиться, что я все понял, как надо, консул: вы считаете, что это сообщение вашей от жены Диоклу, а предмет заговора — ваша жизнь… но у вас нет других доказательств, и вы хотите, чтобы я установил истину.