Местный народ показался мне не блещущим красотой: мужчины были низкорослые и широкоплечие, с мрачными неприветливыми физиономиями, женщины – мелкие и чернявые. Мое появление было встречено с молчаливым интересом, крестьяне и крестьянки таращились на меня, но заговаривать никто не решался. Тогда я сам решил начать разговор.
– Добрый день, уважаемый, – сказал я коренастому мужику, чинившему плетень. – Это ведь Мартенек, не так ли?
– Мартенек-то Мартенек, – ответил мужик, даже не глянув на меня. – Чего надо-то?
– Что-то, смотрю, у вас в полях никто не работает.
– А праздник сегодня, – заявил мужик. – День Землицы-Хранительницы. Нельзя на земле работать.
– Понятно. Я тут ищу одного человека, Жиля Кацбалгера.
– Пять соверенов.
Я с трудом поборол желание как следует врезать этому парню по загривку.
– Один соверен, – предложил я, взяв себя в руки.
– Ладно уж. – Крестьянин взял у меня серебряную монету, попробовал на зуб и тут же затолкал ее за щеку. – Толстого Жиля ищешь? Это в корчму идти надыть.
– Понял. А кузнец у вас тут есть?
– А как жа. Кузнец есть.
– Где мне его найти?
– Один соверен.
– Поцелуй меня в зад, – ответил я и пошел искать корчму.
Глава пятая
Трактирщик и кузнец
Ну и народ! Сплошные хакеры.
Корчма располагалась примерно в четверти километра от деревни, у самой дороги – большой сруб с двускатной драночной крышей и просторным двором. Во дворе стояло несколько подвод, а у коновязи мирно жевали сено из яслей с десяток лошадей. В центре двора красовался колодец, но я не отважился напиться из него – ведро на веревке журавля больше напоминало помойную бадью. Тут же играли детишки, грязные, как шахтеры после смены. Игра заключалась в том, что детки по очереди швыряли камни в спящего у забора мертвецки пьяного мужика и хлопали в ладоши, когда мужик после удачного попадания начинал издавать разные малоприятные звуки.
Внутри корчмы было темно, чадно, а смесь запахов была такая, что меня чуть не стошнило. М-да, подумал я, не «Макдональдс» и даже не привокзальная закусочная. За длинными, скользкими от жира и пролитого пива столами закусывали несколько гостей – по всей видимости, хозяева стоявших во дворе подвод. Вид и запах пищи вполне соответствовал тем мерзким звукам, которые издавали едоки, поглощая свой обед. На меня они даже не глянули. Я им был по барабану. Поискав глазами, я увидел в дальнем углу что-то вроде барной стойки, а за ней – тучного мужчину с шикарными бакенбардами а-ля самодержец Александр Второй.
– Что нужно? – осведомился мужчина, когда я подошел к стойке. – Поесть? Выпить? Комнату?
– Ни то, ни другое, ни третье, – сказал я, хотя мне очень хотелось есть и пить. – Я сын Пертинакса.
– Того самого Пертинакса? – Глазки толстяка сверкнули в полутьме. – Старины Пертинакса из Рокара? Давненько я про него не слышал, клянусь Бессмертными. Как он поживает?
– Он умер.
– Печально. Но это жизнь. Все там будем.
– Он просил передать тебе это. – Я протянул толстяку письмо папаши Пертинакса. – Прочти его.
– Хм! – Толстяк пробежал письмо глазами и внезапно швырнул его на полную углей жаровню. Я даже вскрикнул, увидев это. Письмо вспыхнуло и в несколько секунд сгорело дотла, добавив к царящей в корчме вони едкий смрад горелой кожи.
– Было письмецо, и нет письмеца, – ухмыльнулся толстяк. |